Этот камень упал возле крупного волка с разорванным ухом, и он так подскочил, будто камень угодил прямо в него. Может, его песком хлестнуло. Во всяком случае, они повернулись и уставились на меня, а я размахивал руками и орал во всю глотку.
А после я поднялся на ноги и медленно двинулся к ним, и они попятились. В руках у меня было два камня, а камнями я кидаюсь довольно метко, так что я опять прицелился, и мне посчастливилось попасть одному в ногу.
Он подскочил и взвыл; я тут же швырнул второй камень, и они попятились еще дальше, почуяв теперь мой запах. Если бы эти зверюги сообразили, до чего я сейчас дохлый, то у меня было бы не больше шансов, чем у лося, но волки всегда боятся человека, и эти не были исключением.
Тут. я как раз заметил сухой кедр, сучья которого были разбросаны вокруг, будто их срезал садовник. Я схватил ветку длиной побольше моей руки и толщиной примерно с запястье и двинулся вперед.
Волки отступили.
Они разбежались в разные стороны, а я похромал к лосю. Он был уже мертвый.
Волки отбежали ярдов на сто и уселись, не сводя с меня глаз. Ясное дело, они от своего не отступились, но было во мне такое, что их настораживало.
Совсем голый, я, должно быть, казался им слишком уж белым, и это никак не соответствовало их представлениям о человеке. Да еще они могли почуять запах крови, идущий от моих ног, а может, и гноя, хватало и его. Один из волков пробрался к тому месту, где я раньше лежал, и обнюхал все кругом, чтобы узнать, какие вести припасла для него эта лесная газета. Нетрудно было догадаться, что он вычитал там много такого, чего, на мой взгляд, ему знать не полагалось.
И все же в руках у меня была хорошая Дубинка, за спиной — каменный обрыв, а рядом — достаточно мяса, чтобы восстановить силы… если только удастся его разрезать. Да и шкура эта мне тоже нужна была.
Скала, у которой лось выбрал позицию для последнего боя, была высотой около тридцати футов и имела внизу откос еще футов на двенадцать или около того, вроде осыпи, состоящий большей частью из щебенки и обломков камня. Некоторые из них были обсидиановые.
Я подобрал хороший осколок подходящей длины и начал обкалывать его другим камнем. Мне приходилось видеть, как индейцы изготовляли наконечники для стрел, а мальчишкой, живя в горах, я и сам иногда делал небольшие охотничьи стрелы для своего лука. Чероки, среди которых мы выросли, показывали нам, как это делается.
Сейчас мне нужен был нож, и вот я стал отбивать от камня мелкие кусочки. Волки вовсе не собирались бросать такую гору мяса, но моя работа и стук камня по камню их настораживали — диких животных всегда настораживает все непривычное.
Поработал я какое-то время над ножом, а после собрал немного сухих веток и сложил их в кучку, чтоб были под рукой. Я еще не довел нож до такой формы, как мне хотелось, но какое-никакое лезвие уже получилось, и я взялся свежевать лося. Когда мне удалось отодрать достаточно большую часть шкуры, я разделил ее на две части, обернул ими свои ноги и завязал ремешками, вырезанными из той же шкуры. При одном взгляде на мои ступни у меня в брюхе закрутило от страха — такие они были окровавленные, изодранные и бесформенные. Однако, когда я обернул их влажной шкурой, стало легче передвигаться, и я, опираясь на свою дубинку, начал потихоньку ковылять.
Скала, под которой встретил свою смерть лось, была тридцатифутовым обрывом, которым заканчивался длинный, крутой горный склон, и по склону этому с горы за много лет чего только не нападало — так и получилась эта самая осыпь у подножья. Было там полно сухого дерева, а уж выбор всяких разных камней — самый богатый. Мне нужен был железный колчедан, чтобы добывать огонь; рылся я, рылся, наконец нашел несколько обломков и отбил два удобных камня.
Рядом с лосиной тушей я сложил разодранную на волокна кору; растертые сухие листья, щепки, а потом начал колотить одним куском колчедана о другой. Искры сыпались вовсю, но мне пришлось потратить добрый час, чтобы заронить одну из них в растертые листья и кору. Тут уж я принялся ее холить и лелеять и осторожно раздувать, чтобы занялся огонь.
Когда появился маленький язычок пламени, я стал полегоньку подбрасывать в него сперва коры, а после подложил несколько смолистых сосновых щепок, и огонь наконец ярко запылал. Когда же запрыгали языки пламени и костер начал потрескивать, настроение у меня стало как утром в первый день творения. Время вообще замерло и стояло на месте до тех пор, пока я не съел кусок мяса, поджаренный на палочке над огнем. А потом я взялся доделывать нож.
Волки, как видно, и не думали уходить, и укорять их за это мне совесть не позволяла, так что я отрезал несколько кусков мяса, которых мне самому есть не хотелось, и бросил им. Они их осторожно обнюхали, потом поспешно сожрали, но вид у них был слегка озадаченный. Казалось, что никогда раньше их никто не кормил.
Занимался я всеми этими делами, но мне не давала покоя мысль об этих самых хикариллах. Апачи не хуже волков, уж они-то никак не бросят погоню, а мой окровавленные ноги оставили им такой заметный след…
Поддерживая костер, я освежевал лося до конца, соскоблил часть жира со шкуры и вырезал лучшие куски мяса. Отломил несколько кусков рога, потому что из них получаются удобные инструменты для обкалывания камня, а после завернул отрезанное мясо в лосиную шкуру. Возился я, а сам время от времени бросал то кость, то еще что-нибудь волкам, у которых отобрал добычу. Я их понимал, им ведь тоже есть хотелось.
Я непрерывно обшаривал глазами местность в южной стороне, но не замечал пока никакого движения. Неприятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51