— А нет ли у него другого имени? — поинтересовалась Грита.
— Что-то не слыхал. — Возчик сплюнул. — А ему другое и не нужно, мэм. Люди просто называют его Тревэллион, и всякому понятно, о ком идет речь. В здешних краях он один такой.
Грита повернулась к стоявшему рядом Хескету.
— А вы встречали его, мистер Хескет?
— Нет, не доводилось. Говорят, он хороший горняк. Рабочих у меня нанимает начальник смены, и я редко вижу их.
Хескет повернулся спиной и побрел к дилижансу.
Возчик ухмыльнулся.
— Уж ему-то не за что любить Тревэллиона, — шепнул он, — ведь тот оттяпал у него что-то вроде спорной полосы. Есть такой богатый прииск, — пояснил он, — называется «Соломон». Принадлежал Уиллу Крокетту. Хескет работал там бухгалтером. Как уж там вышло, только вдруг оказалось, что бухгалтер завладел контрольным пакетом акций и вышвырнул хозяина вон. Такое впечатление, что все время, пока Хескет работал бухгалтером на прииске, он только и думал, как бы завладеть им. Так вот, однажды Хескет пришел на прииск и обнаружил, что накануне ночью там побывал Тревэллион и застолбил кусок богатой, быть может, даже лучшей земли, которую он считал своей. Тревэллион застолбил участок, подписавшись своим именем и именем Крокетта, хотя, сдается мне, Уилл ни сном ни духом об этом не ведает. Так что сами понимаете, как может Эл Хескет любить Тревэллиона.
Он огляделся по сторонам.
— Ну ладно, по местам! Путь неблизкий.
— Скажите, пожалуйста, — обратилась к нему Грита, — этого человека… Тревэллиона, его никогда не называли Вэлом?
— Нет, мэм, никогда. Во всяком случае, я не слыхал. Просто Тревэллион. Так его все величают.
Глава 31
Пассажиры садились в дилижанс. Возчик тоже собрался идти на свое место, но Грита взяла его за руку. Удивленный, он остановился.
— Будьте осторожны, — тихо предупредила она. — Боюсь, у нас могут быть неприятности.
Он уже успел занести ногу на подножку и теперь снова поставил ее на землю.
— О чем это вы, мэм?
— Есть люди, которым от меня что-то нужно. Уверена, они предпримут попытку ограбления до того, как мы доберемся до Вирджиния-Сити.
Возчик отер грязь с сапога о колесо.
— Откуда вы это знаете?
— Дважды меня уже пытались ограбить. Один раз кто-то побывал в моей квартире в Сан-Франциско, а в другой раз на меня напали в театре.
— И у вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто это сделал?
— Никаких. Об этом знает только Ричард Манфред, актер и режиссер нашей труппы, да еще мистер Хескет.
— А Хескету-то что до этого?
— Понятия не имею. Правда, последнее время он уделял мне много внимания.
Возчик усмехнулся.
— Это и неудивительно, мэм. Любой на его месте не преминул бы отдать вам должное, будь у него такая возможность.
— Благодарю вас, только я думаю, у него есть какой-то другой интерес. — И она повернулась к дилижансу, так как все до единого пассажира уже уселись. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
— Если бы они получили то, что им нужно, они…
Грита снова повернулась к нему.
— Но поймите меня правильно, я вовсе не собираюсь расставаться со своими вещами. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
Она поднялась в карету, возчик взгромоздился на свою скамью и взял поводья.
Они неуклонно продвигались вперед. После короткого спуска дорога опять стала подниматься в гору. Лошади перешли на шаг. Ехали лесом, в небе сгущались тучи. Под деревьями снег лежал клочьями, а вдоль дороги с теневой стороны — целыми сугробами. Последние осиновые листья тоскливо трепетали на ветру, напоминая о былой красоте лесного убранства. В бодрящем воздухе пахло хвоей.
Хескет сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал, но Грита заметила, что он притворяется. Его выдавали руки: правую он держал на груди, и было такое впечатление, что он вооружен. Тихонько разглядывая Эла, она думала, что этот холодный, ко всему безучастный, обстоятельный человек на самом деле очень хрупок: он будто ходит по краю пропасти.
Актерскому мастерству она училась, наблюдая за жизнью. Врожденное чутье и интуицию дополнили советы и наставления тети и ее друзей, а впоследствии и некоторых старожилов театра. И все же большую часть знаний она получала, наблюдая за людьми, стараясь передать их манеры, жесты, мимику. Она с любопытством изучала человеческие характеры: застенчивость и самоуверенность, твердость и беспринципность.
С самого начала Грита разгадала, что маска, которую Хескет надевал на людях, скрывала лицо совсем другого человека. Он всегда выглядел собранным, полностью владел собой. Решения принимал быстро и точно. Она подозревала, что рабочие боятся его, чувствовала в нем хорошо скрываемую жестокость. Но даже эта жестокость отступала на второй план перед его презрением ко всему вокруг.
Дилижанс громыхал по ухабам, замедляя ход на песчаных участках и там, где дорога шла под гору.
— Начинается пустынная местность, — заметил Манфред, и Грита поняла, что это предупреждение. В предупреждении она не нуждалась, уже несколько раз пальцы ее нащупывали пистолет.
— Лучше дайте его мне, — тихо предложил ей Манфред.
— Это нечестно. Ведь неприятности касаются только меня.
— Но вы женщина.
— Если женщине грозит смерть, она может сопротивляться. У моей матери не было такой возможности, и ее убили.
— Вы никогда не рассказывали мне об этом.
— Как-то не пришлось к слову. Это случилось очень давно, на берегу Миссури.
Элберт Хескет открыл глаза, и Грита вдруг поняла, что он внимательно слушает.
— На берегу Миссури? — переспросил он.
— Мы собирались на Запад. Отец купил крытый фургон и совсем уже приготовился к отъезду.
Хескет смотрел на нее не мигая, а губы его растянулись в слабой улыбке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134