— Пойду. Одним вам нельзя. — Он взглянул на Шона: — Но запомни, потом только тебе, только тебе одному можно будет возвращаться за золотом. Запомни… только тебе.
Монтеро поднялся с земли:
— Я приведу твою лошадь, Старец.
— Gracias. — Хуан перевел взгляд на Эйлин: — Совсем не изменилась, сеньора. Ты словно одна из нас.
— Из вас? — растерянно переспросила она.
Он лукаво улыбнулся, от чего залегшие в углах глаз морщинки сделались еще глубже.
— Мой народ давно ушел отсюда, сеньора, но когда-то нас было много, очень много. Правда, не так много, как вас сейчас, гораздо меньше. И земля принадлежала нам.
— Выходит, ваши люди не старели?
— Все люди стареют. И рано или поздно умирают. Главное в том, чтобы не умереть слишком рано, сеньора, и жить мудро. Одно дело просто долго прожить, и совсем другое дело прожить жизнь с умом.
— Хорошо говоришь. Ты странный человек, Старец.
— По-моему, правильнее сказать «необычный», сеньора. — Он замолчал ненадолго, глядя, как Монтеро выходит из-за скалы позади хижины, ведя на поводу гнедого коня. — До знакомства с твоим мужем я был очень одинок. Я жаждал найти собеседника, чьи уши услышали бы мои слова, чей голос отвечал бы мне. Чумаши — доброе племя, их люди ловки и сообразительны, но только все их познания о мире ограничиваются нашими землями. Твой муж много путешествовал по суше и по морю, его переполняли идеи. Он умел слушать так же хорошо, как говорить. Многое понимал и не страдал предубеждениями, что делало его ум открытым к пониманию того, во что другие, возможно, и отказались бы поверить.
— Ты образованный человек, Старец.
— А что еще можно назвать образованием, как не подготовку человека и его ума к существованию в обществе, в котором он живет? Образование бывает разным и зачастую оно приносит столько же вреда, сколько и пользы, потому что где вера, там и неверие. Уверовав во что-то одно, человек напрочь отметает реальность всего, что, на его взгляд, противоречит его убеждениям, которые сам он считает единственно правильными.
Шон сидел перед стариком, подавшись вперед, весь внимание и испытывал какой-то особый прилив новых сил. О чем Хуан говорил с ним тогда, много лет назад? Нет, тех слов он не помнил, да и все так изменилось. Ничто уже не повторится, не будет как прежде, и сам он совсем не тот.
— Ты сказал тогда, что мудростью нужно делиться с другими. Мне хотелось бы разделить с тобой твою мудрость, Старец. Если ты станешь говорить, я готов слушать.
— Да. Я буду говорить. Но очень важно научиться слушать сердцем… больше чувствовать. Быть осторожным -тоже наука. Наступили такие времена, когда тебе предстоит бороться ради того, чтобы выжить, а для этого необходимо быть готовым ко всему. Так пусть же эти дни оставят свой след в твоей памяти.
Старец замолчал, а затем неожиданно встал и направился к своему коню, собрал поводья, взялся рукой за луку и с поразительной легкостью вскочил в седло, потом подал знак остальным, чтобы тоже садились на лошадей и следовали за ним. Ни слова не говоря, он пришпорил коня, направляя его мимо вершины кряжа, к северному склону.
Тропа в том месте кончилась, но он уверенно направился вперед, указывая путь остальным.
Обернувшись, Хуан снова заговорил с Шоном, который теперь ехал позади него. Монтеро занял место замыкающего.
— Запоминай дорогу. Я скоро умру.
— Нет.
— Скоро.
Шон украдкой взглянул на мать. Ее лицо теперь казалось изможденным. Она устала.
— Ты как? Хватит сил доехать?
— Конечно, — улыбнулась в ответ сеньора. — А у тебя?
Шон рассмеялся, и Мариана, которая молча переносила все тяготы, улыбнулась ему в ответ.
— Поезжай вперед, — сказала она, — а уж за нами дело не станет! Мы не отстанем!
Солнце припекало, но долетавший с моря ветер приносил прохладу. Иногда их путь пролегал в тени скал или под густыми деревьями. Дважды Шон замечал следы, оставленные медведями-гризли, от других медведей они отличались длинными и острыми когтями на передних лапах. Еще ему на глаза попались следы горного льва и нескольких снежных баранов.
Старец вел их узкой, извилистой тропой, должно быть, очень старой, на которую они выехали совершенно неожиданно. Петляя между огромными валунами, из-под которых сочилась вода, она уводила их в глубь каньона, где порхало множество птиц, и казалось, что все вокруг наполнено их радостным, разноголосым щебетанием.
— Коней напоите здесь, — указал старик. — Ехать еще далеко.
В уединенном месте у небольшого водопада, куда не проникали палящие лучи полуденного солнца, они ненадолго расположились для отдыха.
Вскоре старик уже снова был в седле.
— И как долго нам еще ехать? — спросил у него Шон.
— Пока не приедем, — просто ответил старик. — Там, куда мы держим путь, с виду все так же, как везде, но на самом деле не похоже ни на что из того, что ты знал ранее.
Шон вытер ладони о рубаху и посмотрел вперед, в глубь каньона. Самый обыкновенный, ничем не примечательный каньон, напрочь лишенный каких-либо заметных ориентиров. Здесь ничего не стоило сбиться с пути, потеряв тропу. Старец прав. Нужно глядеть в оба.
Тропа сделалась немного шире, и тогда Мариана, нагнав сеньору, поехала рядом с ней.
— Он совсем не похож на индейца.
— А кто такие индейцы? Индейцы тоже разные бывают. Взять хотя бы ацтеков и эскимосов. Или же тольтеков и ирокезов.
— Он мне нравится.
— Да. — Согласилась Эйлин, но тут им пришлось снова выстроиться в цепочку, так как тропа заметно сузилась, но, когда она наконец стала шире, их лошади опять пошли рядом.
— А вы заметили, что он не воспротивился тому, что мы тоже едем с ними? Даже не предложил нам остаться и где-нибудь переждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59