Выглянув в окно, увидела сквозь снежную пелену едва проступивший темный силуэт — лошадь тянула волокушу, высоко нагруженную хворостом. Рядом шел Лабан. Добравшись до хижины, он привязал лошадь и сразу окликнул Эви:— Мама, в лесу какие-то люди. Несколько всадников гонят скот.— Они не видели тебя?— Думаю, что нет. Шел сильный снег. Я выкапывал здоровый чурбан, когда отряд укрылся от ветра в рощице в нескольких ярдах от меня. Я видел только одного человека, и даже не разглядел, индеец он или белый, но вроде бы он сидел в седле. Они сильно шумели, значит, наверное, их много… Но я не стал разбираться, а сразу поехал домой.— Я рада, что ты так поступил. — Эви повернулась. — Руфь! Давай-ка домой. Как только Лабан расседлает лошадь, будем читать сказку и есть пончики.Что же это за всадники? На индейцев непохоже — те не станут разъезжать в такую метель без самой крайней нужды. Они мудро предпочитают оставаться в своих вигвамах.Бандиты? Более вероятно. Их путь вел в безлюдные, дикие места. Может, они идут к заброшенной лесной хижине?Два месяца назад, еще до первого снега, Эви отправилась в горы, описывая широкий полукруг, чтобы посмотреть, где можно еще собрать топливо.Очарованная тишиной и красотой окрестных холмов, она проехала шесть-семь миль и в лесу наткнулась на небольшое урочище. Под деревьями тек ручей, а на противоположном берегу стояла хижина-землянка, вырытая в склоне холма. Из трубы не шел дымок, и вообще хижина выглядела давно покинутой.Эви не стала подходить ближе, но объехала урочище кругом и обнаружила старую тропу. Свежих отпечатков на ней не было, но остались старые следы коров и лошадей и их засохший помет.Те, кто гнали скот, должно быть, знали про это место.Дети уселись у очага, быстро расправляясь с пончиками, а Эви стала рассказывать им историю своего детства, проведенного в Огайо и Западной Пенсильвании. Когда она снова выглянула в окно, в белой круговерти исчез даже загон. После обеда она усадила ребят за уроки, которые сама им задавала.Подвинувшись поближе к огню, Эви пыталась составить планы на ближайшие недели. Прежде всего, нужно все время занимать работой детей, равно как и придумывать им развлечения. Зима прибавила и того и другого. Теперь каждое утро надо расчищать дорожки к загону и сараю, носить дрова. Лабан кормил скот. Хуже всего то, что они мало заготовили сена. Часть зимы скотине придется пастись самой, выкапывая корм из-под снега. Лошади-то, пожалуй, справятся, а вот телят придется подкармливать.Снег сыпал три дня, не прекращаясь ни на минуту. Каждое утро Лабан выходил на рассвете и прокапывал тропку к сараю.Скот выглядел пока неплохо. Снег завалил хрупкое сооружение, возведенное мальчиком, и с крыши, и с боков, так что внутри было достаточно тепло и уютно. Эви доила коров и относила молоко в дом, а Лабан тем временем чистил стойла и подкладывал сена в кормушки.Снег полностью укрыл всю землю, по сторонам тропинки уже громоздились сугробы. Хмурые тучи затянули небо.— Мама! — Руфь дернула Эви за руку. — Погляди-ка!Огромный, седой, почти белый волк стоял не более чем в пятидесяти футах на склоне холма за хижиной и наблюдал за ними. Эви закричала на него, но он не шелохнулся. Но когда она бросилась в хижину и выбежала с ружьем, исчез. Волк напомнил ей о людях, гнавших скот под снегопадом. Вряд ли это честные ковбои — иначе зачем бы им скрываться в глухомани, кружить по лесу без дорог. Близкое соседство такой сомнительной публики беспокоило ее.
В заснеженной степи лошадь Конагера внезапно потеряла равновесие и упала. Он едва успел стряхнуть стремена с закоченевших ступней. Ему удалось приземлиться на ноги, но он тут же упал на колени. Медленно поднявшись, помог встать и мерину. Держа поводья в одной руке, Кон другой отряхнул снег с одежды.Ветер хлестал его по щекам. Он дул точно с севера прямо ему в лицо. Кон с трудом повернул лошадь и повел, держа за поводья, сквозь метель.Не нужно быть большим мудрецом, чтобы понять, в какую беду он попал. Впереди по курсу нет жилья. Если повезет, то он выберется на линию дилижанса, да и ту не просто разглядеть под снегом. В такую непогодь ничего не стоит и заблудиться. Главное — не пропустить дилижансную линию. А там недалеко есть хижина… Если бы только до нее добраться. В ней жила женщина с детьми, смотрительница почтовой станции. Как же ее зовут? Но тут Конагер вспомнил, что ему говорили, будто почтовая станция перенесена дальше на запад. В таком случае семейство могло бросить хижину и уехать. И все же это крыша над головой, там даже есть очаг. Но далеко ли до нее? И насколько хватит сил?Вопрос о возвращении не стоял. Лошадь вымоталась, снег становился все глубже, и на всей бескрайней равнине не было ни единого местечка для привала. Никакого укрытия от ветра. Снег сухой, стенку из него не построить, и его еще мало, чтобы вырыть в нем пещерку.Идти вперед, сколько хватит сил, — тоже опасно. Кон знал, что большинство из тех, кто замерз в пути, просто слишком долго боролись. Он мог бы остановиться, свернуться клубком и попытаться переждать метель. Вполне вероятно, ему бы удалось спастись. Но что делать с лошадью? Она погибнет. Единственная их надежда — найти укрытие, где можно развести огонь и защититься от мороза и ветра.Кон потерял счет времени, пока пробивался и пробивался вперед, таща за собой лошадь, и даже не заметил сразу, когда стих ветер и снег утратил непроглядную густоту. Перед ним на много миль лежало нетронутое белоснежное покрывало. Оно безнадежно спрятало и следы украденного скота.Кон ковылял вперед, придерживая рукой шарф, которым пытался закрыть лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41