Вдруг Тинкер, чинивший револьвер, спросил:— Галф недалеко отсюда?— К югу, вниз по реке.Отложив револьвер, цыган занялся упряжью, а я отправился за кобылой, и только повернулся, как услышал слова Тинкера:— Это уединенное место, где человек может укрыться… Большое имение… Хозяин — моряк…Старик сплюнул и спросил:— Ты размышляешь или спрашиваешь?— Если уж зашел разговор, — улыбнулся Тинкер, — то спрашиваю.Старик указал путь кивком головы.— Вот дорога. Она ведет к Декроу. Тринадцать или четырнадцать миль отсюда.Мы забрали кобылу и повозку, на которой теперь красовалась реклама наших товаров: ножи, пилы и тому подобное — словом, все, что мы везли.Мы шли рядом. Оба в черных шляпах с лихо загнутыми полями. Тинкер — в черной домотканой одежде, с золотыми сережками в ушах, а я — в красной рубашке, куртке из оленьей кожи и черных штанах, заправленных в сапоги. Он — со своими ножами, я — с револьвером. Вместе мы представляли весьма колоритную пару.Позади осталось почти десять миль, когда навстречу нам попалась юная всадница. Мы подошли к ней, вернее, она подъехала к нам. Ей было около четырнадцати, и держалась она вызывающе. Каштановые волосы до плеч и веснушки, рассыпанные по носу и щекам, очень украшали ее миленькую мордашку. Но, как я уже сказал, девица оказалась слишком дерзкой.Она посмотрела на Тинкера, потом на повозку и наконец взглянула на меня. Ее глаза задержались на мне какое-то время и, по-моему, не увидели ничего особенного.— Я Марша Декроу, — сказала она. — У нас есть часы, которые нужно починить.Она произнесла все с таким видом, словно ожидала, что ее имя прозвучит над нашими головами как грохот барабанов, хотя ни о каких Декроу я до сегодняшнего утра и не слышал. Но даже если бы слышал о них раньше, то едва ли обратил на это внимание. Однако когда мы подошли к дому, я подумал: если деньги придают значимость человеку, то такой дом — зримое воплощение благосостояния.Передо мной возвышался самый большой дом, который мне когда-либо приходилось видеть. Располагался он в стороне от дороги, в окружении старых могучих дубов и вязов. Зеленая лужайка перед ним занимала пять или шесть акров. К дому вела извилистая тенистая аллея, по обеим сторонам которой располагались фруктовые сады, поля и пастбища. Каретный сарай раза в два превосходил здание нашей школы в Клинче.— Ты мастер? — спросила она.— Нет, мэм, — ответил я. — Меня зовут Орландо Сэкетт. Я направляюсь в западные земли.— Да? — Она сморщила нос. — Значит, ты бродяга?— Да, мэм. Люди иногда путешествуют.— Перекати-поле не обрастает мхом, — отрезала она, задрав нос.— Мох густо растет только на мертвых деревьях, — парировал я, — и если вам так нравится повторять чужие мысли, то, может быть, вспомните, что пчела-путешественница добывает мед.— Путешественники фу-ты ну-ты! — фыркнула она.— Ваш дом выглядит как старинный замок, — польстил я. — Должно быть, он самый красивый в округе.— Да, — гордо ответила она. — Наше имение одним из первых возникло в этих местах. Декроу, — добавила она, — выходцы из Вирджинии!— Путешественники? — спросил я с долей ехидства.Она гневно сверкнула глазами и не удостоила меня ответом.— Вход для слуг — с другой стороны, — указала она Тинкеру.— Вы не за тех нас принимаете, — обиделся я, опередив приятеля. — Мы не слуги, и не собираемся входить в дом с той стороны. Только через переднюю дверь, или ваши часы никто не станет чинить.Тинкер странно посмотрел на меня, но не возразил Он совсем ничего не сказал. Просто ждал развития событий.— Я обращаюсь к Тинкеру, — холодно заявила она. — А ты что умеешь делать? Скорее всего, ничего.Один из слуг подошел к ней, чтобы поддержать стремя, и она спрыгнула с седла.— Мистер Тинкер, — ласково сказала она, — угодно ли вам пойти со мной? — Затем, не глядя в мою сторону, добавила: — Ты можешь подождать, если хочешь.Увидев этот грандиозный дом, я заставил себя рассуждать разумно. Ну кто ты есть? Деревенский мужлан в потрепанной куртке из оленьей кожи, домотканых штанах, покрытых пылью множества дорог, и в стоптанных сапогах. Какое ты имел право даже говорить с такой фифой, как эта Марша? Придя к такому выводу, я уселся на валун около дороги, посыпанной гравием, и посмотрел на свою кобылу.— Поторопись, — сказал я, — и роди жеребенка. Мы им покажем.Услышав шаги, я поднял голову и увидел высокого мужчину, худощавого, но крепкого и сильного, который шел по дороге прямо ко мне. На загорелом лице резко выделялись седые усы, что делало его похожим на испанца. Никогда раньше мне не приходилось видеть таких живых черных глаз, как у него. Они мешали мне догадаться, сколько ему лет.Заметив меня, человек нахмурился и остановился, как будто что-то во мне его насторожило.— Ты ждешь кого-нибудь? — В его голосе звенел металл, как у офицеров.— Я путешествую с Тинкером, — промямлил я. — Он пришел починить часы. Марша Декроу, она живет здесь, хотела, чтобы я вошел в дом через вход для слуг. Будь я проклят, если сделаю хоть шаг.Тень улыбки скользнула по его губам, хотя линия рта оставалась жесткой. Он вытащил длинную черную сигару, отрезал конец и сунул ее меж зубов.— Я Джонас Локлир, дядя Марши. Разделяю твои чувства.И я назвал ему свое имя, а потом сам, не зная почему, рассказал и о кобыле, и о жеребенке, которого она носит, и немного о своих планах.— Орландо Сэкетт… Твое имя мне кажется знакомым. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Я знал Сэкетта, который женился на девушке из семьи Курбишоу, родом из Каролины…— Это мой отец, — ответил я.— Да? А где же он сейчас?Я поведал ему о том, как моя мать умерла, а отец ушел, оставив меня у Вилли Кэфри, и что с тех пор ничего не слышал о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42