И тогда, не успев и глазом моргнуть, ощущает на себе обрушивающийся со всех сторон град пуль.Но я не таков. Я вырос в Теннесси, на земле индейцев чероки, а мой отец всю жизнь провел в горах, с детства сражаясь с индейцами. Когда он возвращался домой, то учил нас всему, что знал сам, да и у индейцев я тоже кое-что перенял.Эта ложбинка, в которой я лежал, была меньше трех футов глубиной и футов восемь в длину и ширину. Самое низкое место, где дождевая вода пробила себе путь в овраг, находилось позади меня.Небо было огненного цвета, земля — красновато-розовая с тускло-красными или черными скалами. Растительность почти полностью отсутствовала, если не считать изредка встречающихся чахлых кустарников колючей опунции.Время текло медленно. Жара не спадала, солнце палило по-прежнему нещадно, все вокруг застыло в неподвижности. Для того чтобы осмотреться, мне нужно было высунуться из-за каменного заслона, а это опасно, поэтому приходилось полагаться только на слух.На склоне холма — лишь труп коня и Билли Хиггинс.Я провел в укрытии совсем немного времени, когда услышал крик Билли. И рискнул выглянуть. Апачи стреляли в него из луков горящими смолистыми сосновыми стрелами. Они находились в укрытии неподалеку от Билли, и я ничем не мог ему помочь. Стрелы причиняли ему мучительную боль, индейцам это доставляло удовольствие, и, кроме того, таким образом они, видимо, рассчитывали выманить меня из укрытия.Три горящие стрелы вонзились в тело Билли, он взвыл от боли. Потом последовал его крик:— Телль! Ради Бога, Телль! Пристрели меня!Палимый безжалостным солнцем, он лежал на белом песке с распоротым животом, а апачи продолжали обрушивать на него горящие стрелы.— Телль!В голосе Билли были отчаянная мука и мольба. Внезапно он приподнялся и, указывая пальцем в висок, крикнул:— Телль! Стреляй сюда! Ради Господа Бога!И я выстрелил. На моем месте он поступил бы точно так же.Слышали бы вы, как завопили апачи! Я испортил им праздник, и они пришли в дикую ярость.Один из них выпрыгнул из укрытия и ринулся ко мне, но, прежде чем я успел прицелиться, он плюхнулся на землю и исчез. Вслед за ним то же проделал еще один индеец, и еще… И всякий раз я не успевал прицелиться. Они исчезали, словно проваливались сквозь землю.В такие минуты на ум приходят тревожные мысли, и я уже пожалел, что выбрал эту тропу, пожалел, что вообще оказался вновь в Аризоне, хотя, бывало, любил наведываться сюда, невзирая на воспоминания. Теперь единственным моим желанием было поскорее выбраться отсюда. Однако у апачей на этот счет были другие планы.Один из них вдруг выпрыгнул из засады и бросился ко мне, но только я навел винтовку, как он пропал, а тем временем рядом появился еще один индеец.Даже простой парень с холмов может кое-чему научиться, а посему, когда выскочил третий, я не стал целиться в него, а навел винтовку туда, где исчез первый. Ну, не совсем туда, потому что апач никогда не появится снова там, где показался впервые. Он непременно отползет на несколько футов вправо или влево, а порой и довольно далеко.Когда выскочил четвертый индеец, я и не подумал стрелять, а продолжал ждать первого. И вот он появился, мне понадобилось лишь чуть-чуть отвести дуло в сторону, и я всадил ему пулю в грудь, которая прошла навылет. Не успел он упасть, как я дернул затвор и всадил в него вторую пулю.Остальные продолжали двигаться в мою сторону. Развернув винчестер, я выстрелил еще в одного — и, как мне показалось, убил. Третий тоже упал, но этот уже успел подойти футов на двадцать к кромке моей ложбины.Мне казалось, что все трое были убиты наповал, но, похоже, одного из них я только ранил в ногу, потому что он вскоре навел на меня винтовку. Я тоже стал целиться в него. Видимо, он заметил дуло моей винтовки, слегка высунувшееся из бойницы, потому что выстрелил прямо в него, но попал в камень, тот разлетелся в мелкие осколки, один из которых попал мне в глаз.И тогда они бросились вперед, их осталось двое — один с простреленной ногой, другой, целый и невредимый, он стрелял на бегу. Я бросил винтовку и схватился за нож.Я довольно рослый парень — шести футов трех дюймов, с хорошо развитым плечевым поясом и сильными руками, хотя и слегка худощавый. Нож у меня тяжелый, острый, как бритва, и, когда эти двое запрыгнули в ложбину, я изо всех сил полоснул одного из них, оттолкнул ногой его падающее тело, а второму двинул коленом в пах так, что он повалился наземь. Однако при этом упал и я сам, чуть не угодив под занесенный нож.Тот, которого я ударил в пах, лежал неподвижно, но сознания не потерял. Я стал подниматься и вдруг поймал боковым зрением, что он тянется за валявшейся неподалеку от него винтовкой. Я кинулся на него, левой рукой отбивая в сторону дуло, а правой вонзая в него нож.Он отбросил меня, и я упал, а они взялись за меня вдвоем. Один был с простреленной ногой и ножевой раной, второй — с раненой грудью и вспоротыми бицепсами, но оба дрались, как тигры, можете мне поверить. Следующие тридцать или сорок секунд напоминали собачью свару — не разобрать кто, где и что, пока я неожиданно не обнаружил, что лежу с лицом, прижатым к земле, задыхаюсь и судорожно ловлю ртом воздух.Наконец я приподнялся на руках, перевернулся и сел.Один индеец был мертв, мой нож все еще торчал у него в груди. Я перегнулся и вытащил нож, отыскивая взглядом второго. Тот лежал на спине с дырой от пули в бедре и по меньшей мере тремя ножевыми ранами, одна из которых сильно кровоточила и выглядела серьезной.Я нащупал свою винтовку и загнал патрон.Апач лежал, глядя на меня в упор. Я подумал, что, наверно, он парализован, иначе не лежал бы так неподвижно.
1 2 3 4 5 6 7 8