Обратно выбраться оказалось еще тяжелее, чем заехать сюда, но мы, малость карабкаясь и оскальзываясь, все ж таки добрались до верхней котловины. Проехали мимо озера с призрачной водой и двинулись дальше, с гор в долины. Только я после верхней замочной скважины не поехал обратно по старой тропе, а постарался выбрать дорожку попротивней и потрудней, ее бы никто не нашел, кроме разве горного козла.Я повернулся в седле и посмотрел назад, на вершины.— Не знаю, кто ты такой, — сказал я, — но можешь ждать меня обратно, уж я точно вернусь, приеду по горным тропкам за этим золотом… Глава 4 Когда внизу открылось ранчо, я натянул поводья, остановился на тропе и осмотрел всю долину. Там проходил каменистый гребень, река Мора прорезала его насквозь, вот возле этого места и раскинулось ранчо. Этот свет там наверху — мой дом, потому что дом человека там, где его сердце, а мое сердце было там, где Ма и ребята.Аппалуза шагом спускался по тропе, а я чуял прохладу, поднимающуюся от ивняка вдоль Моры, и скошенные луга в большой долине, называемой Ла Куэва — пещера по-испански.Внизу заржала лошадь, всполошилась собака, за ней подняла лай другая. Но ни одна дверь не отворилась, а свет горел по-прежнему.Посмеиваясь, я ехал шагом и смотрел во все глаза. Если я хоть что-то знаю про своих братьев, то один из них или еще кто-то сейчас прячется снаружи, в густой тени, следит, как я подъезжаю, и, наверно, целится в меня из темноты, пока мои намерения не прояснятся.Я слез с лошади и поднялся по ступенькам на крыльцо. Стучать не стал, просто открыл дверь и шагнул внутрь.За столом, на котором горела керосиновая лампа, сидел Тайрел, здесь же была Ма и еще молодая женщина, не иначе как жена Тайрела. Стол был накрыт на четверых.А я стоял в дверях, высокий и долговязый, и чувствовал, что сердце у меня внутри стало вдруг такое большое, что дышать трудно и двинуться невозможно. Одежда на мне заскорузла, я знал, что весь покрыт дорожной пылью и вид у меня здорово подозрительный.— Здравствуй, Ма. Тайрел, если ты скажешь этому человеку у меня за спиной, чтобы убрал пушку, так я, пожалуй, зайду в дом и сяду.Тайрел поднялся на ноги.— Телл… будь я проклят!— Может, ты того и заслуживаешь, — сказал я, — только меня в этом не вини. Когда я уезжал на войну, я тебя оставил в хороших руках.Я повернулся к жене Тайрела, красивой, темноглазой, темноволосой девчонке, которая выглядела, как принцесса из книжки, и сказал:— Мэм, я — Уильям Телл Сэкетт, а вы, значит, будете Друсилла, жена моего брата.Она положила ладони мне на руки, встала на цыпочки и поцеловала меня, а я вспыхнул и всего меня обдало жаром, до самых сапог.Тайрел засмеялся, а потом поглядел мимо меня в темноту и сказал:— Все в порядке, Кэп. Это мой брат Телл.Тогда он вышел из темноты — тощий старый человек с холодными серыми глазами и седыми усами над твердым ртом. За этого человека можно не беспокоиться, решил я. Окажись я неподходящим гостем, так был бы уже покойником.Мы пожали друг другу руки без единого слова. Кэп был человек неразговорчивый, да и я — только временами.Ма повернула голову.— Хуана, подай моему сыну ужин.Я ушам своим поверить не мог — у нашей мамы служанка! Сколько я себя помню, никто для нас, ребят, ничего не делал, кроме самой мамы, а она работала с утра до ночи и никогда не жаловалась.Хуана оказалась метиской — наполовину мексиканка, наполовину индианка. Она подала мне еду на шикарных тарелках. Посмотрел я на нее — и почувствовал себя жутко неудобно. Я давным-давно уже не ел в присутствии женщин, и теперь смущался и беспокоился. Я ведь представления не имею, как есть прилично. Когда человек разбивает лагерь на тропе, он ест, потому что голодный, и вовсе не печалится о своих манерах.— Если вас не обеспокоит, — сказал я, — так я лучше выйду наружу. Я малость одичал, и под крышей становлюсь здорово пугливым.Друсилла схватила меня за рукав и подвела к стулу.— Садитесь, Телл. И ни о чем не тревожьтесь. Мы хотим, чтобы вы поели с нами и рассказали нам о ваших делах.Первое, о чем я подумал, было это золото.Я вышел наружу и принес его. Положил седельные сумки на стол и вытащил кусочек золота. Оно было все еще шершавое от осколков кварца, но это было золото.Их оно просто ошарашило. Я думал, нет такой вещи на свете, чтоб смогла вывести Тайрела из равновесия, но это золото его доконало.Пока они его разглядывали, я пошел на кухню, вымыл руки в большом тазу и вытер белым полотенцем.Все вокруг было чистое, без единого пятнышка. Пол напомнил мне палубу парохода, на котором я как-то раз плыл по Миссисипи. Это была жизнь, я всегда мечтал про такую жизнь для нашей мамы, вот только я к этому рук не приложил. Это сделали Оррин и Тайрел.После я ел и рассказывал им, как добыл это золоте. Я отхватил ножом здоровенную краюху хлеба, щедро намазал ее маслом и уплел в два приема, пока рассказывал и пил кофе. Первое настоящее масло за целый год, и первый настоящий кофе за еще больший срок.Через открытую дверь в гостиную я видел мебель, сделанную из какого-то темного дерева, и полки с книжками. Пока они говорили про мои новости между собой, я поднялся и прошел туда, захватив с собой лампу. Присел на корточки, чтобы разглядеть книжки поближе — я по ним здорово изголодался. Снял одну с полки и начал переворачивать страницы, медленно-медленно, осторожно, чтоб не выпачкать ненароком, и прикинул на руке вес. «В такой тяжелой книжке, — думал я, — должно быть, пропасть смысла».Я уткнул палец в какую-то строчку и попробовал пробиться через нее, но там шли вереницей такие слова, каких я в жизни не слыхивал. Дома-то у нас не было никаких книг, кроме календаря да Библии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43