Ко мне стали постепенно, потихоньку, один за другим возвращаться маленькие кусочки той безвозвратно ушедшей жизни. Папа отличался очень скромными потребностями. Ему вроде бы ничего и не было нужно. Он даже не умел тратить деньги, когда они у него появлялись… Стоп, вот ответ: он пытался заработать их для меня!Я сел, подбросил несколько веток в огонь. Конечно же… Зачем еще? Помню, как-то раз папа бросил взгляд на мое драное пончо, на мои стоптанные сапоги, мою старую изношенную шляпу и сказал: «Какого хрена, неужели мой…»Свою мысль он, как всегда, не закончил. Взял шляпу и ушел и в тот же вечер просадил все наши общие тридцать четыре доллара.На следующее утро мне пришлось наняться на объездку диких мустангов по пятьдесят центов за штуку. Пару раз я грохнулся с них, но все-таки объездил. Когда нечего жрать, надо объезжать. Просто, как жизнь.А как-то я заболел, и папа ночь за ночью сидел у моей постели. Сколько мне тогда было? Одиннадцать или двенадцать? Да, наверное. Мысль о здоровье пришла мне в голову только один раз, когда я увидел папу без рубашки в ванной — две пулевые раны на левой стороне!Кажется, я тогда что-то заметил по этому поводу, а он вроде как отмахнулся и сменил тему. Но я не отставал, и он, чтобы скорее покончить с этим, сказал: «Было дело, в меня стреляли. Сейчас это уже не важно».Лежа уже почти в тепле, я попытался сложить все вместе, но… ничего не выходило, и тогда в голове начали роиться новые вопросы. Кем, собственно, был папа? Почему он не мог вернуться? А если мог, то куда и зачем?..К тому времени я согрелся настолько, что даже не поленился встать и выглянуть наружу. Снег валил по-прежнему, ветер не стихал тоже. Да, им придется несладко там в моей хижине, это уж точно. Когда застреваешь в горах во время снегопада, в любой момент жди беды. Кому-кому, а мне это известно совсем не по рассказам. Возле входа в пещеру валялось упавшее дерево, но моя попытка втащить его внутрь оказалась напрасной — дерево намертво примерзло к земле. Пришлось отломить ветку побольше, причем раздался хлопок, будто выстрел из ружья.Кроме того, я натаскал в пещеру кусков коры и разных обломков, за которыми не пришлось далеко ходить. В такую погоду лишних дров не бывает.Эта ночь тянулась долго, очень долго. Каждые несколько минут мне приходилось вставать, чтобы подкормить костер, а в холодную ветреную ночь аппетит у него всегда будь здоров. Слава Богу, дров у меня хватало…Когда наконец настал рассвет, я проснулся задубевшим от холода, а от костра осталась только кучка серой золы. Но теперь оживить его не составило большого труда.Слегка отогревшись у яркого огня, я подошел к выходу — что там происходит снаружи? Все стало белым-бело, и наши следы занесло. Ветер стих, но заметно похолодало. Лютый холод! Градусов тридцать, а то и больше, и, похоже, не на один день. Если они все-таки решатся меня искать, то наверняка найдут: мне надо поддерживать здесь огонь, чтобы не превратиться в сосульку, значит, они быстро учуят дым от костра…Несмотря на дрожь, я долго оглядывался вокруг и думал, думал, что делать дальше. Где-то ниже должна быть индейская деревушка, туда наверняка и ведет тропа. Но индейская тропа в горах обычно проходит через очень и очень опасные места. На ней можно ждать чего угодно. И все-таки мысль о том, что ни еды, ни дров нам надолго не хватит, заставила меня решиться — надо рискнуть!Вернувшись в пещеру, я подбросил в огонь еще пару веток потолще и начал седлать своего четвероногого друга. Он не выказал никакого неудовольствия. Похоже, эта темная, мрачная дыра в горе нравилась ему не больше, чем мне. Примерно через час мы вышли на свет Божий и на свою тропу. Куда бы она нас ни привела…Сначала мы ехали шагом, затем чуть-чуть рысью — пусть конь немного согреется, потом я слез и пошел рядом — мне тоже не мешало размяться и разогнать кровь. В кармане у меня лежали папины золотые часы: пройдем часа четыре, а там посмотрим. Одновременно буду высматривать новое укрытие, так как совсем неизвестно, насколько хватит сил у моего жеребца… или у меня самого.Вот мы нырнули в заросли — сломанные, изуродованные бурей деревья. Снег доходил до колена, а в некоторых местах в каньонах рядом с тропой его намело глубиной футов до двадцати пяти, а то и тридцати. Но сама тропа вела вниз, кружа между деревьями, огибая огромные скатившиеся с хребта валуны.Спустя четыре часа мы, собственно говоря, еще никуда не пришли. Ни следов человека, ни следов зверей. Ничего, а мои ноги снова превратились в ледяные колодки.Тропа опять загнула куда-то вверх и пошла по гигантской наклонной скале, покрытой толстым настом. С нее по меньшей мере мили на три вокруг открывалось совершенно пустынное безлюдное пространство без каких-либо признаков жизни.Только одинокий ветер угрожающе и таинственно завывал среди скал и ближайших горных вершин. Из-за давящего безмолвия даже конь мой чувствовал какое-то беспокойство, поэтому я обрадовался, когда увидел далеко внизу долину, хотя не без страха долго глядел на крутоватый склон, по которому придется спускаться первые футов шестьдесят или что-то около того. Серый настойчиво потянул за повод, а когда я отпустил его, без колебаний направился вниз по склону.Мы опять оказались в густых темных зарослях, посреди полного безмолвия. И снова никаких следов, абсолютно никаких. Животные, если они тут и были, будто впали в зимнюю спячку, как сурки и медведи, хотя о последних такого со стопроцентной уверенностью, конечно, не скажешь — от голода даже в самый разгар зимы медведь может проснуться и отправиться за добычей. Запросто. В любой мороз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67