Так что вы — человек.
Всадник помедлил.
— Это я вижу по поведению мустанга.
Кеттлмен сидел тихо, ему было интересно, что сделает всадник. И когда тот снова заговорил, в его голосе появились просительные нотки.
— Послушайте, я свое сказал, теперь дело за вами. Как же люди будут дружить, если некоторые даже не хотят знакомиться? Если вы боитесь толпы, то те, впереди, уже доехали до самого ада, а может быть, и переехали его. Очень уж они скрытные. Вот я помню, один раз в Техасе… Слушайте, а кто вы такой вообще-то?
Кеттлмен решил, что наблюдательность человека заслуживает награды. Не так просто определить по поведению лошади, что ты не один, да к тому же сделать это в полной темноте.
— Я человек, который занимается своими делами, — сказал он громко, — и всех прошу оставить меня в покое.
— Разговаривает он нормально, хорошо разговаривает. Видно, что учился в школе, а я бы сказал, что в нашей округе таких немного. Вы можете, — вдруг сказал всадник, — оседлать не ту лошадь и посчитать меня за скотокрада. Кстати говоря, мне случалось уводить пару-тройку коров, но это было не здесь и очень давно. Что бы вы ни подумали, я с теми ребятами дел не имею. Ну, имею, но не те дела. Понимаете, я с ними знаком и знаю, что там, где они проедут, там скота недосчитаются, вот поэтому я сегодня решил проехаться с ними и почитать им из Библии. Знаете, вроде как установить взаимопонимание. Пускай делают, что хотят, но не трогают коров, за которыми я приглядываю. Если они сунутся к моему клейму, сказал я, то пусть потом пеняют на себя.
Огонек окурка проделал короткую дугу, ударился о лаву и потерялся в скалах.
— Разговор вроде как односторонний, — сказал всадник, — но если вы вдруг один из этих головорезов, которые к нам съезжаются, лучше держитесь подальше от «Кейбара». Нам не нужны неприятности.
— Мне тоже, — сказал Кеттлмен, — и мы вряд ли снова встретимся.
Минуту или две царило молчание, но всадник, похоже, не собирался двигаться дальше. Кеттлмен почти физически ощущал одолевающее того любопытство. Наконец всадник сказал:
— В жизни не все предсказуемо: вы говорите, что я вас больше не увижу, то есть мы не встретимся. Здесь много земли, но не так много, чтобы люди могли легко прятаться друг от друга. Я буду все время здесь. А что будет с вами, если мы не увидимся?
Не получив ответа, всадник сказал:
— Это хорошая земля, друг. — Он помолчал и добавил: — Если вы в бегах, вам, наверное, интересно знать, что в Аламитосе даже нет шерифа, да он и не нужен. Народ здесь не любопытный, хотя много приезжих. Некоторых из них тут здорово не любят.
— Я об этом ничего не знаю, — ответил Кеттлмен, — и меня не интересуют местные дела.
Он почувствовал симпатию к спокойному, невозмутимому человеку. Он услышал шорох бумаги и понял, что тот сворачивает еще одну сигарету.
— Вы не здешний, иначе я бы признал ваш голос, — сказал всадник, — я ведь знаю здесь почти каждого. Вы вроде как никуда не вписываетесь, если только не друг Порта Болдуина.
По каньону пронесся холодный ветерок. Кеттлмен выждал, затем спросил:
— Я его не знаю. Он здешний?
— Приезжий. Откуда-то с Востока. Он только что обосновался тут с сорока тысячами коров, а это значит, что кому-то придется потесниться. Кажется, он на это и рассчитывал, когда заявился сюда.
Порт Болдуин! Кеттлмен никогда не встречал этого человека, но имя слыхал. Оно принадлежало к прошлому, которое он надеялся оставить позади.
— Это он приглашает ганфайтеров?
— Точно. Хотя Том Наджент тоже может.
— А как насчет вашего ранчо?
— «Кейбар»? — Человек рассмеялся. — Наверное, ребята на ранчо скажут, что главный ганфайтер у них — это я. Сам-то я этого не скажу, но они могут. И вообще на «Кейбаре» подобрался крутой народец. Полковник знал, кого приглашать на работу.
— Знал?
— Он умер. На ранчо заправляет его дочь.
— Каким образом девушка собирается руководить схваткой с бандитами?
— Если найдется девушка, которая сможет воевать, то это наверняка будет наша хозяйка. С ней можно идти хоть куда. Лучшей хозяйки не придумаешь.
Всадник несколько минут помолчал, потом произнес:
— Я поеду дальше. У вас есть еда? Кофе?
— Спасибо. У меня все есть.
— Но нет лошади. И это странно. Пешком в нашей округе далеко не уйдешь.
Всадник развернул коня.
— Если захотите меня еще раз увидеть, спросите Пита Геддиса.
Кеттлмен слушал, как удаляется стук копыт, и ощущал странную привязанность к человеку, с которым спокойно и тихо разговаривал в ночи.
Итак, Портер Болдуин. Значит, прошлая жизнь не так уж далеко. Тем не менее Болдуин не мог знать, что Кеттлмен где-то рядом. Так что же задумал этот человек? Зачем Болдуин вдруг пригнал в эти места сорок тысяч голов скота? Он ничего не понимает в скотоводстве и вряд ли когда-нибудь им заинтересуется.
Кеттлмен, имеющий огромный опыт в деловых и финансовых схватках, решил, что Болдуина интересовало не скотоводство, а земля, которая принадлежала здесь крупным ранчо, правительству и железной дороге. Но новоявленный ранчеро не вел переговоров с железной дорогой.
Поднималась луна, а он ее в расчет не принял. Городской человек редко глядит на небо. Кеттлмен надел на спину рюкзак, на плечо повесил винтовку и, неся в руках ружье, двинулся в путь. Перейдя сухое русло ручья, он решил устроить ночлег среди скал. Ночью его разбудила боль. Она бушевала долго, и прошло много времени, прежде чем она постепенно затихла, оставив его совсем разбитым и дав возможность хоть ненадолго вздремнуть.
Перед рассветом Кеттлмен проснулся в холодном поту, чувствуя себя слабым, больным и неотдохнувшим. Он поднялся, разжег небольшой костер и, дрожа всем телом, сидел перед ним, безуспешно пытаясь согреться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50