— Подполковник, наверху есть и другие. Бранниган слышал голоса, но после того, что он увидел, ему как-то расхотелось проверять. Он не разобрал слов, но, похоже, говорили по-английски.
— Наверх ведет тропа, — заметил Макдональд. — Мы проехали мимо нее.
— Ладно, — сказал Форсайт, — взглянем. Лейтенант, поднимайте людей.
Шалако потряс фон Хальштата за плечо.
— Проснитесь, генерал. По-моему, мы остались одни. Индейцы ушли.
Солнце уже два часа, как взошло, небо было ясное и синее, его бороздили редкие облачка. Воздух после бури был поразительно чист.
Не видно ни дымка, ничего. Внизу, где был их лагерь, птицы подбирали остатки их трапез.
— Надо набрать воды, — сказал Шалако.
Он взял лошадей Ирины и велел Даггету вести чалого. Затем повел их из котловины вниз по склону, к месту бывшего лагеря.
На земле виднелись следы крови, но трупы исчезли. Троих выброшенных из котловины апачей соплеменники унесли ночью.
С винчестером наготове и величайшими предосторожностями Шалако шел впереди.
Ничего не произошло. Кругом было тихо. Пыль осела, под горячим солнцем пахло соснами и кедрами. Добравшись до водоема, они сошли с коней и наполнили фляги.
— Кофе не осталось, даже вчерашнего, но есть чай. — Ирина взглянула на него. — Заварить?
— Конечно… сейчас чай лучше всего. Крепкий чай, самый горячий, какой только можно взять в рот, прекрасно взбадривает. Это лучшее лекарство от любого шока, от любых потрясений.
Он оглядел маленькую группу. Все были не похожи на себя так же, как и фон Хальштат. Жюли Паж выглядела изможденной и похудевшей, сразу постаревшей на несколько лет. И Лора Дэвис была усталая донельзя, одна Ирина казалась свежей, лишь глаза стали странно большими и под ними залегли глубокие тени.
— Ушли? — спросил фон Хальштат.
Шалако встал и обвел взглядом кусты и скалы.
— Думаю, убрались. Подходит армия… они узнали об этом раньше нас и отступили. Видимо, решили, что овчинка не стоит выделки.
Но Татс-а-дас-ай-го не ушел. Для него не существует понятия высокой цены.
Он — другой, он сам по себе. Он, как ветер или дождь, появляется и исчезает без каких-либо правил.
Он мог остаться. Он такой.
— Не будем рисковать, — сказал Шалако. — Убийца Харриса еще может прятаться поблизости.
Казалось, буря унесла зной, раннее солнце лишь рассеяло ночной холод. В кустах и на деревьях щебетали и перекликались птицы. Шалако отошел в сторонку и сел, положив ружье на колени.
Подошел фон Хальштат и устроился рядом, посасывая трубку.
С места, где они сидели, открывался вид на запад, на дикую, изломанную землю, голые или поросшие серо-зеленой пустынной растительностью горы. Часть панорамы закрывали ближние сосны и кедры, некоторые были повалены и засыпаны грудами красных камней.
— Если бы не вы, мы погибли бы… все до единого, — сказал фон Хальштат.
— Суровый край. Его нельзя победить, человек или живет по его законам, или умирает. Приходится учиться быть его частью, обходиться почти без воды, как пустынные растения, использовать любое прикрытие, как пустынные животные. А чтобы воевать с индейцами, то, как пытался объяснить Брэддоку Вашингтон, необходимо стать такими же, как индейцы.
— Вы упоминали Жомини и Вегеция. Они писали о тактике, искусстве управления войсками. Вы служили в армии?
— Я читал их. — Шалако аккуратно свернул самокрутку, не переставая следить за скалами. — В шестнадцать лет я сбежал из дома и два последних года Гражданской войны воевал в армии Союза, в кавалерии Стал лейтенантом. Решил, что знаю маловато, поэтому взялся читать о тактике Когда война кончилась, уехал в Африку и воевал с бурами в Басуто… около шести месяцев. Потом служил полковником у Шир Али в Афганистане во время междоусобиц после смерти Дост Мохаммеда.
— Анри казалось, что он где-то встречал вас.
— По-моему, он видел меня дважды. Один раз во время франко-прусской войны, когда Мак-Магон послал меня в Мец с приказом Базену.
— Но это невозможно! Мец был окружен.
Шалако взглянул на него.
— Я пробирался туда и оттуда три раза… без труда. Немецким часовым надо бы послужить на индейской границе. Любой апач или кайова с легкостью срежет пуговицы на их мундирах, пока они стоят в карауле.
— А потом?
— Французы проиграли. Я снял форму, выправил свои американские бумаги и отправился в Париж. Пожил немного там и уехал в Лондон…
Неожиданно на них набросилась Жюли Паж.
— Вы с ума сошли? Собираетесь курить и разговаривать целый день? Мы уйдем отсюда когда-нибудь? — ее голос опасно повышался.
— Спешить некуда, Жюли, — ответил фон Хальштат. — Здесь мы в такой же безопасности, как и в пути. Армия при дет. И надо же похоронить наших друзей.
Она было запротестовала, но отвернулась и пошла прочь, с трудом волоча ноги.
— Нас убьют, — сказала она. — Нас всех убьют.
Шалако старался изо всех сил держать глаза открытыми. Он смертельно устал. Слишком долго обходился без сна: короткий отдых за разрушенной хижиной, до этого он спал, когда уехал с ранчо, а в промежутке — переходы в седле, бои, пыль, солнце и борьба за жизнь. А перед этим — долгая тяжелая жизнь в Мексике.
Однако на душе было неспокойно. Он всматривался в изломанные линии склонов Слоновьего холма и кромки каньона. Апачи ушли… чутье его не обманывало, и оно же говорило, что приближается армия. Проблема состояла в том, что где-то в скалах прячется Татс-а-дас-ай-го, а к нему не подходят обычные мерки. Другие могут уйти, но он останется… или сделает вид, что уйдет, и тут же вернется.
Он жил вместе со своими соплеменниками, но всегда держался особняком. Он сидел на советах, но выступал редко и воевал только в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45