Доктор встал, протянул литератору руку и сказал:— Плюньте!И ушел во внутренние комнаты.— Порядки! — размышлял Бондарев, трясясь на извозчике по направлению к Когтю. — Тут, пожалуй, и пистолетов не дос танешь…Коготь встретил Бондарева радостно.— А-а!… Литератор! Звезда! Садись. Чаишки хотите?— Спасибо, — сказал Бондарев. — Я, собственно, насчет выработки условий…— Условий? Которых?— По поводу дуэли.— Какой дуэли?— Да вчера же! Перекусалов вызвал вас, и вы приняли вызов.— Юморист вы, — сказал одобрительно Коготь, — вечно у вашего брата заковыки.— Какие заковыки? Есть случаи, когда полагается быть серьезным. Надеюсь, вы не отказываете от дуэли?— Вы… в самом деле?Коготь загрохотал, обрушился на диван, закашлялся от стремительного хохота и заболтал мясистыми ногами.— Зарезал литератор! Уморил! Так Петька меня на дуэль вызвал? Го-го!— В чем дело? — закричал Бондарев.— Вот — голубчик: режьте меня, жгите — буквально-таки, ни капелюшечки не помню!! Где, когда, что? Правда, пили мы, как носороги. А скажите, милый… Мы… не дрались?— Нет, — сухо сказал Бондарев. — В таком случае, прощайте.Злой, поехал Бондарев к Перекусалову. Тот еще лежал в кровати.— Скажи, — спросил сердито Бондарев, — ты помнишь, как вчера вызвал господина Когтя на дуэль?— Неужто вызвал? — удивился Перекусалов. — За что, не помнишь?— Это тебе лучше помнить! — закричал Бондарев. — Это ты заставил меня сегодня дурака валять, ездить к доктору, к твоему противнику, который тоже решительно отперся от всякой дуэли. Как это глупо, как пошло!— Ты… доктора ездил приглашать? — дико посмотрел на литератора Перекусалов. Закрыл голову одеялом и захохотал стонущим, охающим смехом.— О-ой, не могу! О-ой, смерть пришла!Бондарев злобно ударил его по голове, выбежал на улицу и вскочил на извозчика.— На вокзал! Или нет… Постой… Ты знаешь, где Стамякин живет? Вези к ним.Стамякина не было дома. Красавица вышла к Бондареву, кокетливо кутаясь в розовый капот и щуря темные глаза.— Кого я вижу! Какой вы милый, что заехали!— Настя! — сказал страдальчески Бондарев, целуя ее руки. — Я только сегодня понял, среди какого ужаса, среди какой тины и пошлости ты живешь! Настя! уедем со мной…Она высвободила свои руки, погрозила ему пальцем и мягко, как кошечка, опустилась на диван.— Ответьте мне на один вопрос…— Спрашивай все, что угодно. Милая!— Сколько вы зарабатываете в год?— Зачем тебе? Тысяч пять-шесть…— Ну, будем благоразумны… Вы предлагаете мне уехать с вами. Вы, не спорю, мне нравитесь… Но что же будет!! Положение всеми уважаемой жены известного в городе человека я переменю на какое-то жалкое, двусмысленное положение — любовницы человека, который ведь может меня и разлюбить. И — что такое 6 тысяч? Мы здесь проживаем восемь, а в Петербурге — чтобы жить так, нужно двенадцать. Ну, милый… Ну, не сердитесь же! Будьте рассудительны…— Настя! — закричал в ужасе Бондарев. — Грежу я, что ли? Где же вчерашнее?!Она погрозила ему пальчиком.— Вчерашнее? Не нужно было подливать мне так много вина за ужином. V Хотя Бондарев старался уехать из Плошкина незаметно, но провожать его собралась вся вчерашняя компания. В буфете пили вино. Общество оживилось.— Милый Николай Алексеич, — сказал любовно инспектор Хромов, — по-моему, несправедливо, что министерство путей сообщения берет с таких людей, как вы, деньги за проезд. Таких людей нужно возить бесплатно, в купе первого класса.— Эх! — простонал Перекусалов, опуская голову. — Он хоть и вторым классом поедет, но едет на красивую, интересную жизнь. Ах, братцы, если бы вы знали, как я тянусь к красоте!!— Красота — это страшная сила! — подтвердил Коготь, выпивая залпом вино.Красивая Стамякина нагнулась к Бондареву, чокнулась с ним рюмкой и шепнула:— Скажите на прощанье что-нибудь такое, отчего мне было бы хорошо… Что скрасило бы мою глупую жизнь.— Могу! — громко засмеялся Бондарев. — Господа! Пейте больше! Много пейте! Как можно больше…

1 2 3