– Так как паж замешкался, Сапсан одними углами рта усмехнулся и сказал: – Тут решительно не на что будет смотреть.
– Я тоже так думаю, месьор. Барон давал мне уроки, я видел его триумф на турнире в Галпаране год назад.
– А, ну тогда оставайся, тебе будет на что посмотреть, юноша. Это будет отличным уроком – ведь тебе придется провести на севере Аквилонии не один год вместе с герцогом Антуйским.
Паж не очень понял ход рассуждений Сапсана, но вдумываться не стал, и повернулся к месту, где должна была начаться смертельная схватка.
Атли стоял спокойно, как скала, и смотрел из-под низко нахлобученного шлема, как его противник чертит в воздухе замысловатые фигуры тонким и гибким клинком. Плащ барон навернул на левую руку и отставил ее в сторону, низко присел и хищно оскалился, делая в своего невозму-тимого противника легкие выпады, стараясь того заставить скрестить с ним меч.
Вероятно, барон был действительно хорошим фехтовальщиком, однако ванир привык сражаться в несколько иной манере. Он пару мгновений с недоумением следил за движениями тарантийца, а затем с ревом скакнул вперед, рубанув мечом сверху вниз. Он прыгнул грузно, как медведь – доспех, щит на левой руке и огромный меч только усилили впечатление грузности и неповоротливости.
Барон легко уклонился от удара, отдернув голову и перенеся центр тяжести на далеко отставленную заднюю ногу, затем мгновенно распрямился в выпаде. Это был не простой выпад, направленный в сердце – клинок смотрел Атли в живот, а затем с быстротой молнии изменил направление полета, и устремился в горло.
Движение было неуловимо глазом, плавное и стремительное, тысячи раз отработанное в фехтовальном зале и нескольких нешуточных поединках. Парировать такой удар, когда он уже нанесен навстречу движению, смогли бы лишь один-два бойца во всем королевстве.
Но Атли и не стал его парировать. Он просто присел и втянул голову в плечи.
Легкий клинок ударил прямо в бронзовый рог его шлема и сталь с хрустальным звоном разлетелась, едва не сорвав тяжелый шлем с ванира. Атли только покачнулся, сам же барон едва не наскочил на него всем телом. Еще не успев понять, что происходит, он автоматически набросил свой плащ на опущенный меч ванира, мастерски дернул его вбок и собрался пнуть врага в колено.
Атли остановил его бросок мощным ударом щита. Окованный железом край врезался в грудь тарантийца и отшвырнул того на три шага. Тот еще попытался встать, но сломанный клинок выпал у него из ослабевшей руки и горлом пошла кровь. Эйольв бросился к нему, и бережно опустил на снег. Кругом восторженно кричали.
Пажа до глубины души поразила эта короткая и эффективная расправа над одним из лучших столичных бойцов. Весь поединок длился не дольше, чем требуется, чтобы задутьсвечу. Выпад – и ответный удар. От Эйольва не ускользнуло, что ванир попросту играл с противником, как сытый кот с забавной храброй мышью – он не собирался ни убивать своего врага, ни калечить: первый взмах был совершенно не опасным, даже нарочито не опасным, а удар щита вполне мог прийтись и в голову, а не в нагрудные пластины роскошного баронова панциря.
– А теперь мы выступаем, – как ни в чем не бывало произнес Сапсан.
Атли уже шел к своей упряжке, втоптав в снег обломки великолепного дуэльного клинка.

ГЛАВА 3

Поступь громадных копыт была тяжела. С черных, растрескавшихся на морозе ветвей при каждом скоке зверя пышными белыми ломтями валился снег. Самка гигантского северного зубра с шумом вобрала воздух, и из темных провалов ноздрей вылетел горячий пар. Красные злобные глазки, едва различимые среди висящей на морде бурыми клоками шерсти, обшаривали окрестности. Что-то встревожило зубра. Самка остановилась, взрыла передними копытами снег и заревела.
В отличие от других, более робких обитателей предгорий восточных киммерийских гор, зубры не боялись никого. Ни полярные волки, ни медведи или барсы, ни твари помельче не рисковали связываться с неудержимыми, как лавины и бури, стадами северных быков.
В особенно страшные голодные зимы хищникам удавалось выкрасть молодых, еще не окрепших бычков, однако они предпочитали, даже умирая от голода, выискивать более безобидную добычу – оленей, зайцев, на худой конец себе подобных. Но даже разбуженный стужей или злыми демонами медведь-шатун, само воплощение лютой и неотвратимой смерти, не стал бы подходить близко к зубру-королеве именно в это время. Теперь она была опаснее всего, опаснее даже, чем скитаясь по пустошам с двумя-тремя беспомощными, нуждающимися в защите детенышами.
Самки и самцы полярных быков обычно живут порознь, если не считать непродолжительного периода, когда толькогрозные рога и копыта самцов обороняют от невзгод северной природы молодняк. Основную часть года гордые вожаки отдельно скитаются, подобно ожившим бурым курганам, по безлюдной, взвихренной ураганами и снегопадами пустоши, молодые самцы небольшими группами откочевывают к северным границам Гандерланда, где больше шансов вырыть из-под снега чахлую жесткую траву, а самки, равно как и старые вожди – в одиночку взбираются на отроги Киммерийского Кряжа. Туда, где причудливая воля богов поместила уединенные плато, что находятся выше ледников и орлиных гнезд, на которых, однако, царит вечное лето.
Богам было угодно, чтобы на заоблачных цветущих пастбищах, в грязевых фонтанах, бьющих из-под благословенной земли, поселилась Безымянная Погибель. Зловонные испарения, лохматыми облаками висящие над сочной зеленью укромных полянок, были совершенно безвредными для зубров, но за несколько часов сводили с ума и убивали людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42