Девичий голосок с придыханием был слишком тонок и преувеличенно робок, чтобы быть искренним.
—С вами сейчас будет говорить президент банка Лукашова Екатерина Дмитриевна…
В трубке щелкнуло.
—Здравствуйте… — Голос Лукашовой был оживлен и приятен. — Не знаю, сможете ли вы меня вспомнить. Нас познакомили на презентации программы «VIP»… С тех пор я постоянно слежу за вашими публикациями. Меня привлекает ваша информированность…
«Притвора… — Но я смягчился. — Может, в школе, в институте ты еще что-то читала… Сейчас-то у тебя при всем желании нет времени!»
Слышать такие слова все равно было лестно.
— Чувствуется, родное МВД не оставляет вас любовью…
— На словах, возможно.
— У нас есть для вас интересное предложение. Не могли бы вы заехать?
— С охотой.
— Как у вас, например, завтра? Скажем, в десять? Не возражаете? Помощник сейчас объяснит, как к нам добраться…
В тот день все как-то вместе сошлось. Одно к одному: скандал с главным редактором, молодой привлекательный голос президента банка…
Мулла, не прерываясь, читал молитвы.
О чем доселе неизвестном мог он сообщить Аллаху в связи с безвременной кончиной Камала Салахетдинова?
Покойный был круглый сирота откуда-то из предгорий Памира, проживший короткую шальную жизнь.
Был коронован на зоне, а потом землянут, ссучен. Говорили, что несправедливо. Обладая незаурядным природным умом, не имея образования, Камал Салахетдинов сосредоточил в своих руках мощную власть и огромный капитал. До последнего дня сохранил самые теснейшие связи с миром, который известен сегодня как международная организованная преступность…
Его расстреляли в упор у входа в небольшой кельнский ресторан, облюбованный для встреч так называемой российской мафией и потому пользующийся особенно дурной славой.
Причиной гибели Камала Салахетдинова были очень сложные проблемы, которые, как проклятие, переходили отныне к его преемнику Джамшиту и становились его собственными.
Церемония закончилась.
Участники траурного обряда в сопровождении бойцов из их личной охраны двинулись к выходу.
Здесь оказались и враги погибшего, несомненно причастные к его гибели: адвокат Ламм, Окунь, Ургин и, конечно, миллионер и авторитет О'Брайен, прибывший в окружении боевиков-южан…
Тяжело отрезонировал воздух — взлетала очередная громада металла, напичканная электроникой и людьми.
Снег в Шереметьеве продолжал валить. Белейший, чистый, крупный…
Черный блестящий «линкольн», переоборудованный в катафалк, увозил бывшего главу совета директоров банка. Семья, родственники и мулла отъезжали вместе с ним.
Через два часа бренным останкам Камала Салахетдинова предстояло отбыть для захоронения на родину, ставшую теперь независимой страной.
Нам тоже пора было уезжать.
Секьюрити, несшие службу снаружи, создали «живой забор», закрыв собой Лукашову и Джамшита.
Преемники Камала Салахетдинова благополучно прошли к машине. Бандиты уже рассаживались по джипам.
Я поймал на себе мимолетный, внешне безразличный взгляд кавказца борцовского вида. Мы уже встречались несколько раз при весьма деликатных обстоятельствах.
Невольно я дотронулся до пистолета под мышкой.
Это был один из боевиков, отвечавший у них за службу безопасности О'Брайена и адвоката Ламма. Он меланхолично, не переставая, жевал.
Подошедший мулла что-то шепнул ему на ухо, не поднимая глаз.
Я догадался:
«Стрельба на сегодня отменена!»

Глава 1
Израильская зима была в разгаре.
Я сидел у окна в снятой мною небольшой квартирке в Южном Иерусалиме. Смотрел вдаль и чуть вверх.
Прямо передо мной красовалась вершина одного из иерусалимских холмов — Байт ва-Ган.
Ниже по склону двигались дорожно-строительные машины. Там прокладывали новое шоссе.
Стоял теплый зимний день. Чуть мягче обычного. Голубое, без единого облачка, небо. Зеленела трава.
Я вынул из стола бинокль, поднес к глазам. Оптика имела двадцатидвукратное увеличение.
Интересовавшая меня вилла мгновенно возникла в объективе. Я мог запросто коснуться антенны, заглянуть в каждый из многочисленных балконов, балкончиков…
Вилла была по-прежнему пуста.
Ни адвокат Ламм, ни Окунь, ни Ургин — никто из группировки, стоявшей за фирмой «Алькад», так и не появился здесь…
Не приезжал и Пастор, которого, по моим данным, московская железнодорожная милиция на Павелецком отпустила на третий день, и он спокойно выехал за границу.
Сам глава группировки — Отари О'Брайен, скромный российский миллионер и подданный небольшой европейской державы, — тоже пребывал неизвестно где.
Он подолгу не задерживался ни у себя в Бельгии, ни в какой другой стране. И лишь время от времени по одному ему известным мотивам пересекал земной шар в разных направлениях…
«Приедет ли он сюда? И когда?»
При желании я мог воспользоваться его контактным телефоном в Израиле — номер выболтал мне Пастор на нарах в камере милиции Павелецкого…
Но О'Брайену я не позвонил.
Номером телефона воспользовался иным образом.
Я перелопатил двухтомный — свыше тысячи страниц мелким шрифтом — телефонный справочник израильской столицы. У меня мельтешило в глазах от цифр. Но я нашел адрес, по которому был установлен телефон.
Эта вилла на вершине Байт ва-Ган.
«Поведал ли потом Пастор хоть одной живой душе об ошибке, которую он тогда допустил?!»
Я снял квартиру под склоном. На Элиягу Голомб.
Теперь перед окном, у компьютера, я как бы снова занимался газетной работой — писал простенькие рецензии для «Нашего Иерусалима».
Я больше не был вице-президентом крупного столичного банка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93