—Салахетдинов знает?
—Он в курсе. Что-то предпринимает по своим каналам…
Президент банка Лукашова так и не появилась. Я звонил бывшим коллегам, к которым еще недавно обращался по поводу разборки в ресторане с Женей Дашевским и Лобаном. Никто о судьбе Лукашовой ничего не знал.
Неопознанных трупов в Москве не было. В больницы с огнестрельными и другими тяжелыми ранениями никто в бессознательном состоянии не поступал.
Я не поехал домой. Все секьюрити были на местах. На всякий случай я держал наготове группу немедленного реагирования. Камал Салахетдинов спустился в дежурку:
—Южане увезли ее…
Он тоже не покидал банка.
— Они никогда бы не пошли на это, будь Женя Дашевский жив! Он держал руку у них на горле…
— У Окуня?!
— Кто он такой, Окунь! В камере ему место у параши. Под нарами. О'Брайен! Он приказывает!
Секьюрити навострили уши: глава совета директоров рядовых охранников разговорами не баловал!
— Такое отчудить с в о р а м и в з а к о н е ! А ведь рано или поздно в тюрьму все равно попадет! Спросится за Лобана, за Женю Дашевского…
— Но Лобан жив! Я звонил в Склифосовского…
—Он уже в другом месте!
Салахетдинов был осведомлен.
—Знаешь, какой вопрос самый важный? — спросил он.
Секьюрити придвинулись.
Князья уголовного мира любили казаться сложными, мудреными. Представить жульничество как систему взглядов, цельное, законченное мировоззрение.
Он помедлил:
—Люди никогда не знают, длинной или короткой будет их жизнь. Оттого они и не знают, как вести себя…
«Ну, у паханов-то жизнь очень длинной не бывает…»
Мы еще помолчали.
—Ты как-то сказал о возможной ментовской поддержке. — Салахетдинов пристально посмотрел на меня. — Думаешь, РУОП пойдет на это?
Я не был уверен.
Президента Лукашову контора определенно взяла бы под свою защиту.
Но к р и м и н а л ь н о г о а в т о р и т е т а !
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Они много раз ко мне обращались, когда Женя и Лобан были в силах… Но я для них всегда о т р и ц а л о в к а !
Он выглядел постаревшим. Жеваным. Никто не дал бы ему сейчас его сорока.
— Я попробую узнать.
— У самого начальника? Рембо с ним по к о р е ш а м. ..
— Хотя бы.
Вечер тянулся медленно. Телефоны казались выключенными. Я несколько раз даже поднимал трубку, чтобы проверить. Все было в порядке. Аппарат работал! Было уже поздно, когда телефон наконец зазвонил. Я схватил трубку. Это был председатель правления.
—Можешь зайти?
Камал Салахетдинов сидел за столом. Мы перебросились ничего не значащими репликами. Он сказал неожиданно:
— Они позвонили, чтобы мы приехали за ее «девяткой». Машина стоит на Спиридоновке… Как свернешь с Большой Никитской. С правой стороны. Распорядись.
— Я сам поеду. А что Катя?
—Ее будут держать… Если мы не дадим согласие на их требования, они ее изуродуют, как Бог черепаху… Потом примутся за других… — Он говорил даже как-то насмешливо. — Меня они пока не тронули. Знают: кроме Камала Салахетдинова, никто таких денег не организует…
«Девятку» Лукашовой я увидел сразу за поворотом на Спиридоновку, которую я по старой памяти величал улицей Алексея Толстого. За трехэтажным дореволюционной постройки домом с наличниками на окнах, с традиционным овальным проемом для въезда во двор, высилось кирпичное здание с лоджиями, сооружение последних лет застоя. Не исключено, что именно оттуда, из здания, поднявшегося над улицей, в этот момент вели наблюдение. Я приказал водителю остановиться. Подошел к «девятке». По-видимому, не случайно машина, оставленная с ключом, без водителя, не стала жертвой угона или раздевания. Прежде чем осмотреть «девятку» внутри, я внимательно оглядел ее снаружи. В машину мог быть заложен заряд взрывчатки. Ничего подозрительного не бросилось мне в глаза. Я коснулся металла черной следокопировальной пленкой. На ручках могли остаться «пальчики» бандитов, захвативших Лукашову, секьюрити и водителя. Внутри машины следов борьбы, поломов я не заметил. Не было и пятен крови. Скорее всего, Лукашова и ее сопровождающие вышли из машины «по доброй воле» — под дулом пистолета. В бардачке лежало несколько нераспечатанных пачек «Мор» в красной упаковке — любимые сигареты президента банка. Ни Катя, ни ее спутники не успели оставить записки о том, что с ними произошло…
Мы обязаны были что-то предпринять. Но для этого бандиты, как минимум, должны были заявить о своих требованиях, выйти на переговоры с нами.
Мы отогнали «девятку» к банку.
Новостей все не было.
Около полуночи Камал Салахетдинов стал собираться домой. Я возглавил его охрану.
Москва выглядела неприветливой. Кое-где на тротуарах виднелись застывшие к ночи корки снега. Людей на улицах было мало, в основном кое-кто стоял на автобусных остановках. Горели огни в палатках с выставленным на обозрение спиртным. Я ехал в «вольво» с председателем совета директоров. За нами шли две машины с секьюрити. У дома мы припарковались. Трое секьюрити проверили лифт, лестницу. Поднялись на самый верх. Все было тихо. Один вернулся в подъезд, затем вместе со мной и Камалом поднялся в лифте. Камал своим ключом открыл квартиру. Внутри было темно. Я понял, что Салахетдинов переправил семью в безопасное место…
Лукашова так и не появилась. Я прождал возвращения президента банка всю ночь. Долларовый кредит в «Алькад» был оформлен. Валюта ушла. Было поздно что-либо предпринимать.
Команда О'Брайена принялась за нас уже всерьез, требуя для себя немедленных односторонних уступок.
Я перелистал собранные документы. Станут ли они когда-нибудь предметом рассмотрения квалифицированного адвоката, который подготовит материал для будущего процесса, или наш вечный удел — бандитский арбитраж?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93