Бог знает, чем он занимался последнее время.
—Зачем я ему?
—Он говорит: при увольнении ты не сдал спецкабуру… Он просил тебя позвонить. Оставил телефон…
«Узнаю Григория Грязнова…»
Родное Управление на транспорте! Ну дела! Столько лет прошло! Я мотался по свету. Где только не побывал?! Франция, Япония… Уже работал как секьюрити за границей! А у них все числится недостача моей спецкабуры. Материал передан в Инспекцию. И вот ее начальник меня находит! В Иерусалиме!
«Браво, ребята…»
—Ты сказала, что я в Израиле?
—Нет. Возможно, он будет звонить…
—Скажи обязательно. И предупреди, что у меня два гражданства. Сразу отстанет…
—А другого ничего?
—Нет.
Теперь я мог спокойно звонить адвокату.
Леа была уже дома. Мы обменялись стандартными:
— Шолом! Ма шлом?
«Здравствуй!» и «Как здоровье?»
Оба эти приветствия тут постоянно шли в связке. Даже между малознакомыми.
И только на «ты». Вежливое «вы» в древнем языке отсутствовало напрочь. Поэтому и к Богу верующие обращаются только на «ты», как в Торе…
— С приездом, — адвокат перешла на русский.
К моему приезду у Шломи уже появились важные для меня новости. Леа и не подумала говорить о них после работы да еще по телефону.
Мы разговаривали не очень долго. Я рассказал о своем визите к вдове Любовича и ее воспоминаниях о покойном…
—Хорошо, тогда до утра. Бай…
—Спокойной ночи.
Я продолжал разыскивать Рембо, но его по-прежнему не было.
Я включил телевизор. Нарусском канале израильского телевидения шла политическая дискуссия на извечную местную тему: правые и левые. Выступал кто-то из бывших соотечественников, депутат кнессета — он говорил долго и скучно.
«Такова беда всех написанных речей…»
Ведущий несколько раз его перебивал, и камера показывала чаще ведущего, чем собеседника…
Наконец, я смог переговорить с Рембо. Он позвонил на мобильный.
—Если вам звонит нотариус… — Он прокомментировал свой звонок английской поговоркой: — Значит, кто-то умер или собирается умирать…
—Надеюсь, это не так…
—Почти. На генерала Арзамасцева было совершено покушение…
—Сегодня?
—Около часа назад. У дома, когда он возвращался с работы. «КАМАЗ» преградил дорогу, а в это время с тротуара дали автоматную очередь по машине. Водитель находится в реанимации. Арзамасцев чудом остался в живых: отделался царапинами…
—По телевидению дали?
—Нет. Тему закрыли.
—А стрелявший?
—Киллера, как водится, не нашли.
—Да-а…
—Так что Бирк снимал только девицу… Когда будешь? — Рембо уже прощался.
Я машинально взглянул на циферблат.
—Завтра. Точнее, уже сегодня.
—Что-нибудь есть?
—Пожалуй. Завтра я с утра встречаюсь с Леа…
—
ЛЕА
Около девяти утра я уже стоял у входа в Министерство юстиции с длинным названием «Рашам ле инъяней еруша», занимающееся регистрацией завещаний и вопросами наследства.
Леа приехала еще раньше — к открытию и должна была вот-вот появиться.
Наш необыкновенно опытный и деловой израильский адвокат при необходимости с необыкновенной легкостью открывал казенные сейфы с нужными документами.
В израильской столице было по-весеннему свежо. Ночью в городе прошел тропический зимний ливень. Над крышей отеля все время грохотало, сверкала молния. Утром, когда ехал в такси, я видел на тротуаре несколько сломанных зонтов, выброшенных ночными прохожими.
Но сейчас дождь закончился и даже на несколько минут выглянуло солнце.
Леа действительно появилась очень быстро.
— Можно уезжать…
Худенькая, немногословная, она показала на свой портфель.
Мы прошли несколько метров к ее машине, Леа села за руль. Мы поехали в ее контору на Гилель. Поднялись в офис.
— Наконец-то… — Она с удовольствием закурила.
Из портфеля появилась копия завещания Любовича.
Через минуту-другую Леа уже начала переводить основные фрагменты в поисках важного для моей миссии в Иерусалим.
— Документ составлен в присутствии двух свидетелей, судя по фамилиям, выходцам из Латинской Америки, здесь исчерпывающие распоряжения по части имущества, принадлежащего завещателю…
Постепенно я вошел в курс дела.
Завещательную массу, как ее называют юристы, составили уже известная квартира в Гило, дома в Иерусалиме и Нетании, шеклевые и валютные счета в израильских и европейских банках.
Суммы, содержащиеся на счетах, не указывались. Зато упоминался счет Любовича в банке «Яркон».
У нас бы этот банк назвали бандитским. Он работал с фиктивными фирмами, в том числе с «Лузитанией» и «Меридором». Можно было предположить, что и остальные, названные в завещании, были такими же фиктивными, зарегистрированными по утерянным и украденным паспортам, большей частью российским.
— Недавно у нас принят закон «Хок албанот хон». Он запрещает сознательное отмывание капитала, полученного преступным путем… — Она подвинула мне сигареты и пепельницу, устроилась удобнее в кресле, подложив ногу под себя. — Банк не переведет деньги на ваш счет, пока не будет предоставлена достаточная информация о вашей личности. Кроме того, банк обязан проинформировать о финансовой операции правоохранительные органы…
Леа формулировала сжато и точно.
Еще в бывшем Союзе, несмотря на молодость, она была уже заметной фигурой в Рижской городской коллегии адвокатов. Особенно ее привлекали сложные гражданские дела.
Кроме недвижимости и валюты на банковских счетах, Любовичу принадлежали и акции в нескольких крупных американских компаниях…
Главное же, в чем я смог быстро убедиться, Любович ни словом не упомянул в завещании московскую квартиру. Жилой площади этой словно и не существовало…
«Все зря…»
Розыск заказчика через Любовича и девушку не имел перспективы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87