Может, в ней есть и другие вещи.
Кто-то из проходивших пассажиров обернулся:
– Там в незапертой ячейке чемодан.
Старший инспектор и Денисов подошли к секции, на которую указывал пассажир. В ячейке стоял потертый небольшой чемоданчик. Он не мог иметь ни малейшего отношения к грузному кожаному пузану, лежавшему в проходе.
– Здесь что-то другое! – Блохин огляделся. – Хозяев вещей здесь нет? Руками никому не трогать.
Подошел огорченный Порываев.
– Не нашел.
– Куда же он мог деться? Транспорт еще не ходит…
– Может, уехал с бакинским? – Денисов размышлял вслух.
– Правильно. Он либо в поезде, либо на стоянке такси… Порываев, голубчик! Давай вместе с постовым к стоянке такси. А Денисов свяжется пока насчет талона на обед с Краснодарским авиаотрядом… Может, найдем хозяина куртки? А?
Азарт проявлялся у старшего инспектора в тех же формах, что и забота. Последнее, что увидел Денисов, покидая отсек, был Блохин, нервно обминавший поля своей новой шляпы-«дипломат».
2 января, 4 часа
Краснодар отозвался быстро. Трубку принял дежурный по аэропорту. Он терпеливо выслушал Денисова, потом сам овладел инициативой.
– Все понял. Что же он такое натворил? Как мне доложить начальнику?
– Пока ничего не могу сказать.
– Ого! Значит, летать не сможет? Сильно! Летчик или штурман?
– Неизвестно.
– Ну ясно… Нельзя говорить – значит, нельзя. Как там у вас насчет погоды в Москве? – Дежурный заложил крутой вираж. – У нас в Краснодаре мороз завернул градусов на восемь, не меньше… Ты мне только вот что скажи: он давно у нас работает или недавно пришел? Чтобы не думать на всех!
– И этого не знаю.
– Ох и темнишь! Ну ладно. Там, в Москве, находится ростовский экипаж. У них могут быть неиспользованные талоны нашего аэропорта. Звони в Шереметьево, найди Людочку из профилактория, у нее узнаешь. А в Ростов и командиру отряда я сам позвоню. Значит, какие у тебя приметы?
– Лет тридцати, нормального телосложения. На тыльной стороне ладони небольшая татуировка… Одет…
– Среди наших, кажется, нет. Я еще позвоню.
Во время разговора против Денисова сидел Порываев. Он смотрел фотографии людей, задерживавшихся за преступления на Астраханском вокзале. Делал он это с неожиданным интересом. Особенно привлек его старый альбом, составленный сразу после войны и давно списанный. У Денисова не поднялась рука его уничтожить.
С пожелтелых страниц смотрели люди в длинных, почти до пят, пальто, в вышедших из моды полосатых джемперах, в рубашках с узкими воротничками, выпущенными поверх пиджаков. Задержанные стояли рядом с антропометрической аппаратурой Бертильона, у белых экранов, на сером фоне заборов, вложив в позы и выражения лиц одновременно вызов и отчаяние.
– Производит впечатление? – спросил Денисов.
– Производит. Но этого парня здесь нет.
– Он, наверное, и не родился, когда создавали этот альбом.
– Я тоже.
– Ваши родители были, – сказал Денисов, чтобы поддержать разговор.
– Мои родители были, но я их по фотографиям не узнал бы.
– Не узнал?
– Я же их не помню, меня бабушка воспитала. – Порываев захлопнул альбом. – В Гарме это случилось. Во время землетрясения… Кажется, все посмотрел. – Он взял себя в руки, шевельнул огромным ботинком. – Знаете Гарм?
– Да, – сказал Денисов. Он никогда не слышал про Гарм, но ответить иначе не мог. – Не повезло.
Порываев ушел спать.
Телефонное обращение к Людочке в Шереметьево вызвало цепную реакцию ответных запросов и уточнений. Теперь Денисов не мог оставить телефон ни на минуту. Он сидел в кабинете рядом с окном, придававшим помещению средневековый облик, и отвечал на звонки: звонили из гостиницы для летных экипажей, из профилактория, от диспетчера. Ночь проходила в телефонных переговорах. Только снизу – от Блохина – не поступало никаких известий.
Иногда рация Денисова начинала неожиданно шуметь, и до него долетали обрывки разговоров:
– …Три пятнадцатый, проверь сорок четыре – ноль восемь идет на стоянку…
– …Тунгуска вызывает Ангару… Прием…
Речь, видимо, шла о стоянках такси: розыск преступника продолжался.
В пять часов утра после звонка начальника отдела кадров Домодедовского аэропорта до Денисова добрался дежурный из Быкова и сразу перешел в наступление:
– Где же ваша оперативность? Почему такое отношение? Внуково, Шереметьево знают, а мы не в курсе! Не считаете нужным ставить в известность?! Кто у телефона? – Только узнав, что у телефона не МУР, не Главное управление внутренних дел, а всего-навсего инспектор уголовного розыска вокзала – младший лейтенант, он успокоился. – Давай приметы! Я тебе за полчаса его найду!
Денисов объяснял всем одинаково.
Уголовный розыск транспортной милиции устанавливает неизвестного. Человек этот находился ночью на Астраханском вокзале, на нем была надета меховая куртка и форменная фуражка авиатора, в кармане лежал талон на обед Краснодарского авиаотряда. Далее шли скудные приметы, указанные Порываевым.
За редким исключением все абоненты подозревали, что Денисов знает куда больше, но по понятным причинам утаивает.
– Товарищ дежурный, ради Бога! – взмолился молодой женский голос, когда Денисов в следующий раз снял трубку. – В какой он больнице? Он жив? Это его знакомая.
– Кто? О ком вы говорите?
– Второй пилот! – Женщина заплакала.
– Жив! – было естественным вначале ее успокоить.
Плач усилился.
– Не обманывайте меня, умоляю!
– Жив! Теперь скажите…
– Жив! – послышался ликующий голос, и в трубке раздались гудки.
Едва Денисов нажал на рычаг, раздался новый звонок.
– Товарищ Денисов? Это из ростовского экипажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53