– Не думаю, – мрачно ответил сэр Мармадьюк, – Но если это произойдет, то лучше ему умереть на улице.
С этими словами он вытащил тело все еще находящегося без сознания человека из сарая, захлопнул дверь и поспешно запер на засов. Ева с ужасом наблюдала за его действиями. Джентльмен подошел к огню и мрачно уставился на пламя, его красивое лицо совершенно утратило свою привычную невозмутимость.
Ева робко приблизилась и коснулась его руки.
– Джон? Джон, что случилась? Почему ты так мрачен?
Сэр Мармадьюк опустил голову и спрятал лицо в ладонях. Когда он вновь посмотрел на девушку, губы его улыбались.
– Здесь было зло, Ева-Энн. – И голос, и лицо джентльмена обрели былую невозмутимость, – но теперь это зло исчезло, и ты можешь спать спокойно, дитя мое.
– Спать? Но я не смогу заснуть, Джон. Это какое-то проклятое место, давай уйдем отсюда.
– На улице холодно и мокро, дитя мое, так что лучше посидеть у огня и подождать рассвета.
Он принес плащ и пальто и устроил для девушки подобие кресла. Так сидели они бок о бок в полном молчании, смотрели на огонь и прислушивались к шуму дождя. Ева задремала и вскоре заснула, опустив голову на колени спутника. Сэр Мармадьюк неотрывно смотрел на веселое пламя, стараясь не двигаться, чтобы не потревожить ее сон.
Огонь слабел и слабел, пока не погас совсем. Сэр Мармадьюк продолжал сидеть так же неподвижно, целиком погрузившись в воспоминания. Он снова был молод, и снова душевная боль терзала его душу. Юношеские печали и разочарования нахлынули с прежней силой. Картины, о которых он хотел бы забыть навсегда, туманили взор.
Но мало-помалу сумрак уступил место неясному тусклому свету. Сэр Мармадьюк очнулся от своих горьких мыслей. Он поднял голову – свет лился сквозь трещины в крыше и стенах сарая. Наступал новый день. Но сэр Мармадьюк не двигался, наблюдая, как солнечный луч подбирается к прекрасному девичьему лицу. Ева вздохнула и, открыв заспанные глаза, сощурилась от яркого солнечного света.
– Джон! – Девушка блаженно улыбнулась. – Я видела сон.
– И что же это был за сон, дитя мое?
Она привстала, поправила одежду и привела в порядок взъерошенные волосы. Вид у нее был немного смущенный.
– Я что, так и заснула на твоих коленях, Джон, а ты всю ночь сторожил мой сон? Твои бедные ноги, наверное, совсем затекли. Как это неразумно и бессовестно с моей стороны! Ты так бледен, Джон. Но теперь твоя очередь спать, а я буду сторожить твой покой, только давай сначала уйдем из этого ужасного места. Давай выйдем на солнышко.
– Сначала расскажи мне о своем сне, – он с наслаждением вытянул затекшие ноги.
– Это был обычный глупый сон, – она покачала головой. – Пожалуйста, уйдем отсюда.
Сэр Мармадьюк надел пальто, закинул за спину свой мешок и открыл дверь. Он обежал все вокруг внимательным взглядом, но всюду сияла свежестью промытая листва, солнечные лучи играли на траве. Следов Тома нигде не было видно.
– О, Джон, – девушка весело огляделась. – «Утро радость несет!» Взгляни, как красиво! – Она раскинула руки, словно желая обнять это чудесное утро. – Бог очень добр, и он всегда приходит на помощь. Улыбнись же, Джон!
Сэр Мармадьюк повиновался. Ева-Энн подхватила его под руку вывела из полумрака сарая под лучистое сияние нового дня.

Глава XIV,

которая знакомит читателя с Горацием, ослом воистину замечательным

Сэр Мармадьюк, еще не до конца проснувшись, приподнялся и огляделся. Он находился в неглубокой канаве, заросшей травой и полевыми цветами; откуда-то сверху доносился аромат жимолости. Отовсюду слышался птичий щебет, из поднебесья лилась жизнерадостная песнь жаворонка, а где-то совсем рядом журчал ручей. Летний воздух был наполнен веселой суматохой, но сэр Мармадьюк словно не замечал ничего вокруг. Он с беспокойством озирался, пока наконец не заметил приколотого к рукаву пальто клочка бумаги. Записка, написанная крупными округлыми буквами, гласила:

Милый друг Джон,
я отправилась на поиски обеда. Жди и не беспокойся о любящей тебя Еве.
P.S. Не потеряй булавку, она еще пригодится.

Сэр Мармадьюк успокоенно откинулся на мягкую траву; только сейчас он услышал и радостную песнь жаворонка, и веселое журчание ручья, ощутил аромат цветов. Он был счастлив лишь от одной мысли, что жив.
– Гораций! – раздался совсем рядом хриплый голос. – Подумай о своей мерзкой шкуре, дьявольское отродье! Еще раз так сделаешь, и уж я тебя взгрею. Ух, как я ненавижу тебя, глупая скотина. За пять бы шиллингов тебя продал, только где найти дурака, который захочет расстаться даже с такими деньгами ради вислоухого отродья Сатаны. Ну-ка убери свою мерзкую морду от котла, или я отрежу твои дурацкие уши! И оставь в покое башмаки, они вовсе несъедобны! И не лезь копытом в сковородку, бесстыжая тварь!
Сэр Мармадьюк высунул голову из канавы и посмотрел в сторону, откуда доносилось сварливое ворчание. За кустами стояла небольшая палатка, перед ней восседал на табурете толстый человек. Он плел корзину, непрерывно отвлекаясь от своего занятия, дабы излить очередную порцию брани и упреков на небольшого и крайне грязного осла, мирно пощипывавшего траву.
– Гораций! – человек погрозил ослу кулаком. – Гораций, ты слышишь меня, гнусная скотина? Я ненавижу тебя всего, от твоего тупого носа до кончика твоего грязного хвоста, от копыт до холки! Так бы и утопил тебя в кипящем эле, будь мне это по карману.
Тут осел поднял свою лохматую голову и, не прекращая жевать, тряхнул сначала одним ухом, затем другим.
– Ну это уж наглость! – проворчал человек. – Сейчас я хорошенько пну тебя в брюхо, вот что я сделаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87