Мимо проносились деревья, внезапно выраставшие на обочинах дороги и так же внезапно исчезавшие; мимо пролетали фермы с беснующимися собаками; спящие деревни на какой-то миг превращались в сущий ад от оглушительного грохота колес и копыт; мосты над невидимыми реками и ручьями гулко громыхали. Лошади и повозка подлетали к очередному постоялому двору, где тут же зажигались огни, поднималась суета, конюхи распрягали взмыленных лошадей. отводили их в сторону и запрягали других, нетерпеливо всхрапывающих, готовых стремительным галопом унести наших героев дальше в сторону Лондона. Упряжь пристегивалась, постромки затягивались, конюхи испуганно отскакивали в стороны, Джон Гоббс щелкал кнутом, и головокружительная неистовая гонка возобновлялась. Впереди расстилалась пустая дорога, а сзади вздымалось облако пыли. Грохот колес и топот копыт то затихал на пыльной дороге, то усиливался, когда дорожная пыль сменялась булыжной мостовой. Они неслись мимо домиков, под соломенными крышами которых мирно спала невинность, мимо мрачных лесов, в черном одиночестве которых могло затаиться зло, пересекали журчащие ручьи, посеребренные бесстрастной луной. Беглецы то тяжело поднимались по крутому склону холма, то быстрокрылыми птицами неслись вниз, и вот впереди уже виднеются огни очередного постоялого двора. Опять мерцают фонари, опять слышатся хриплые возгласы заспанных конюхов. Вдруг обнаруживается, что одно из колес перегрелось. Джон Гоббс наклоняется, чтобы лично убедиться в этом, удрученно качает головой и отрывисто приказывает:
– Сало!
Старший конюх, также удрученно качая головой, предлагает снять колесо и отшлифовать ось.
– Нет! – следует краткий ответ мистера Гоббса.
Но тут вмешивается сэр Мармадьюк:
– Да! – Он спешивается. – У нас в запасе достаточно времени.
Ева высовывается из окна, чтобы перекинуться парой слов с мистером Беллами, который отряхивая дорожную пыль со своей шляпы, не слезая с лошади, наклоняется к окну. Сэр Мармадьюк отворачивается, заставляя себя полностью переключиться на злосчастное колесо, но тут Ева-Энн окликает его.
– Ты весь в пыли, Джон! – Она с беспокойством взглядывает на него.
Разумеется, ее беспокойство связано вовсе не с пылью.
– Нам придется еще сильней пропылиться, дитя мое, – беззаботно откликается джентльмен.
– Когда мы доберемся до Лондона? – спрашивает она все так же робко и нерешительно.
Он с удивлением отмечает, как нервно Ева-Энн сплетает и расплетает пальцы.
– При такой скорости еще до рассвета, – успокаивает девушку сэр Мармадьюк. – Тебе удобно, дитя мое? Может, ты голодна или хочешь пить?
– Нет, Джон, нет, Благодарю тебя.
– А как твоя подопечная?
– Она заснула. – Тут Ева-Энн порывисто вздыхает, взглядывает на джентльмена широко распахнутыми глазами, затем наклоняется ближе, словно собираясь что-то шепнуть ему на ухо.
Но в этот момент к ним подходит Джон Гоббс.
– Придется подождать минут десять, – сообщает он.
– Прекрасно! – откликается сэр Мармадьюк. – Я предлагаю выпить пива с сэндвичами.
– Отличная мысль! – восклицает мистер Беллами, с готовностью спрыгивая с лошади.
Втроем они входят на постоялый двор, чтобы подкрепиться. Но вскоре мистер Гоббс отправляется присмотреть за починкой колеса, а мистер Беллами решает прогуляться. Сэр Мармадьюк остается один.
Внезапно дверь гостиной, где он расположился, отворяется. Сэр Мармадьюк оборачивается, полагая, что это вернулся мистер Гоббс, но видит женщину, лицо ее закрыто вуалью, она быстро входит, притворяет дверь и прислоняется к ней спиной. Затем быстрым, лихорадочным движением откидывает вуаль с лица, которое все еще необычайно красиво, несмотря на предательские морщины у глаз. Губы ее дрожат.


Сэр Мармадьюк встал, пальцы его вцепились в спинку стула, он смотрел на посетительницу, не отрывая глаз. Казалось, от изумления наш герой потерял дар речи. Довольно долго они молча смотрели друг на друга.
– Мармадьюк, – наконец сказала она. Голос ее поражал глубиной и мягкостью. – Вы выглядите гораздо моложе, чем я ожидала. Время пощадило вас! Вижу, вы тоже узнали меня.
Сэр Мармадьюк молча поклонился.
– Так значит, вы бродите пешком с вашей очаровательной квакершей? Чудесно! Похоже, блестящий и надменный джентльмен стал человечнее. Это действительно чудо! Вынуждена признать, она очень красива, хотя, конечно же, несколько простовата. Но скромная простота, застенчивая невинность – безотказная ловушка для человека средних лет, и все же эта деревенская…
– Давайте лучше поговорим о нас с вами.
– Хорошо, Мармадьюк. Это вы виноваты в том, что стало со мной, вы довели меня до такой жизни, вы превратили меня в отверженную! Вы, клянусь именем Господа! Вы были таким холодным, таким равнодушным, таким бесчеловечным!
– Мадам, – ответил он, снова кланяясь, – я принимаю ваш упрек и признаю свою вину. Я хочу знать, что могу сделать для вас сейчас?
– Трижды, Мармадьюк, я писала вам! Умоляла простить меня…
– Я ведь высылал вам деньги.
– Деньги! – воскликнула она столь страстно, что поперхнулась и зашлась в приступе сильнейшего кашля.
Сэр Мармадьюк подошел к ней, осторожно подвел к стулу и усадил. Затем, поскольку в замке не было ключа, сам подпер дверь спиной.
– Вы знаете, сказала она, когда пришла в себя, – вы ведь знаете, что я наскучила ему уже через неделю.
– А ведь он, мадам, моя полная противоположность!
– Если бы вы простили меня тогда, вы могли бы меня спасти, Мармадьюк, спасти, понимаете…
– Я мог спасти вас от всего, но только не от вашей собственной натуры! – спокойно возразил сэр Мармадьюк, и не один мускул не дрогнул на его лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87