Всего за пенни.
– В таком случае он заработает его немедленно, – заявил Дэвид и поднялся, собираясь спрыгнуть на дорогу.
– Жаль, приятель, – разочарованно произнес Джим Крук. – А я-то думал, мы сначала промочим горло. Может, все-таки составишь нам компанию?
– С удовольствием, – отвечал Дэвид, – но только если вы позволите вас угостить.
Однако боцман ни в какую не соглашался, заявив, что сегодня угощает он.
Спустившись с помощью Дэвида и Джима на землю, он повел их в гостиничную харчевню. Тут было множество укромных уголков, располагавших к дружеской беседе. За стойкой восседала дородная хозяйка. Боцман галантно снял перед нею шляпу. Почтительно обращаясь к ней «мадам» и «сударыня», спросил пива и застучал своей деревяшкой, пробираясь к столу.
– Я думаю, – сказал Джим Крук, когда перед ними появились три кружки с шапками густой пены, – никому из нас не повредит немного хлеба с сыром.
– Прекрасная мысль! – обрадовался Дэвид и немедленно заказал еды, после чего все трое налегли на пиво и закуску.
Дружеская непринужденная атмосфера и добрая компания развеяли мрачные мысли Дэвида, пища восстановила силы, и он почувствовал себя другим человеком.
Наконец кружки опустели, от хлеба с сыром остались одни крошки, и кучер поднялся из-за стола, намереваясь отправиться по своим делам.
– Будьте готовы, мистер Дэвид, через полчаса поедем дальше, в Льюис – так, Джерри?
– Полчаса – в самый раз, – ответил боцман и, тронув поля шляпы, бодро утопал вслед за Круком, а Дэвид отправился на поиски столь необходимого ему брадобрея.
Он легко нашел его. Мистер Хоскинз стоял, угрюмо привалившись к дверному косяку своего заведения, и что-то мрачно бурчал себе под нос. Увидев клиента, костлявый брадобрей удрученно вздохнул, грустно кивнул и без слов провел его в унылое полутемное помещение с маленьким зеркалом на стене. Повязавшись передником, украшенным узором в виде переплетенных веточек, он прервал свое траурное молчание, чтобы скорбно произнести:
– Ваши куртку и косынку, сэр…
Молодой человек снял их и уже собирался было повесить куртку на спинку стула, как вдруг его рука наткнулась на продолговатый сверток во внутреннем кармане. Дэвид замер на мгновение, нахмурил брови и поспешно натянул куртку снова, на что унылый брадобрей, казалось, совсем разобиделся.
– Ваши вещи, сэр, будут здесь в полной безопасности, – пробормотал он. – Я не бандит, не вор какой и не грабитель… По причине слабости моего кишечника я простой парикмахер, а посему не имею обыкновения заниматься кражами или чем-нибудь в этом роде.
– Ничуть не сомневаюсь! – Дэвид кивнул с серьезным видом. – Но я предпочитаю остаться в куртке. Благодарю вас.
После стрижки и бритья он, оглядев себя в зеркальце, нашел, что его внешность существенно изменилась к лучшему. Получив свое вознаграждение, Хоскинз меланхолически пробурчал слова благодарности, и Дэвид вышел от него на залитую солнцем улицу. Но из-за проклятого свертка в кармане хорошего настроения как не бывало, окружающее перестало интересовать Дэвида, и он медленно брел по улице с опущенной головой. Занятый тревожными мыслями, он не заметил, как вернулся в гостиницу, и, не обнаружив там ни боцмана, ни Джима Крука, снова вышел на двор.
Здесь стояла богато украшенная, но сильно запыленная карета. Конюхи выпрягали из нее двух лошадей. Взмыленные спины и тяжело вздымавшиеся бока животных свидетельствовали о долгой бешеной скачке.
– Нет, иначе, чем жестокостью, это не назовешь! – изрек один из конюхов.
– Точно, – подтвердил другой, в нарядной ливрее и красивой шляпе с кокардой, стряхивая пыль с рукавов носовым платком.
– Не будь они благородными лошадьми, они еще десять миль назад стали бы мертвыми лошадьми!
– Точно! – опять подтвердил конюх-грум, нагибаясь, чтобы смахнуть пыль со своих щегольских сапог. – Но, когда ее светлость велит ехать быстро, это значит чертовски быстро, словом, гнать во всю мочь.
Дэвид медленно прошел мимо, свернул за угол и очутился в маленьком огороженном загоне, где, крякая, вперевалку ходили утки, щипала траву старая лошадь и кудахтали куры. В центре загона стоял большой стог, наполнявший воздух ароматом свежего сена, а к стогу была приставлена длинная лестница. Все здесь дышало покоем и уединением, и Дэвиду пришло в голову, что лучшего места для размышлений не найти. Он взобрался по лестнице, растянулся на сене и, уверенный, что никто его тут не обнаружит и ему не помешает, снова принялся думать, где и как ему избавиться от кинжала.
До слуха доносились мирные, домашние звуки полусонной деревни: дружелюбный говор, лошадиное фырканье, слабое мычание коровы на дальнем выгоне, грохот цепи и лязганье колодезного ведра…
Вдруг Дэвида подбросило, словно пружиной, и он сидя тряхнул головой. Как же он забыл о кучере и боцмане? Они, наверное, давно его ждут… Дэвид вздохнул и, подобравшись к краю стога, посмотрел, не видно ли где его попутчиков.
Так и есть, вон она, боцманская шляпа, блестит на солнце. Тут его слуха достиг и боцманский хриплый рык, но Дэвид неожиданно передумал продолжать путь и остался наверху. Вскоре он услышал удаляющийся скрип тяжелых колес и мерный стук копыт. По неторопливости последнего Дэвид решил, что производить эти звуки не может никто, кроме Полифема, с достоинством шагающего в направлении Льюиса. Тогда он снова лег и закрыл глаза.
Скоро придется все-таки отправляться в путь, но сейчас не стоит торопиться. Кажется, он понял, где спрячет кинжал. Пожалуй, это единственное место, где можно похоронить его и навсегда избавиться от страшной улики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101