Снова не видать ему покоя, пока не решена старая проблема – куда же это спрятать?

Глава XLIII,

не имеющая отношения к разгадке тайны, и потому ее вполне можно пропустить

Многочисленные обязанности Дэвида в обширном поместье Лорингов зачастую уводили его далеко от дома. Дважды, припозднившись, он по счастливому стечению обстоятельств встречал Антиклею, и оба раза на одном и том же месте, где узкая тропа соединялась с большой дорогой. Эта уединенная тропа, укрытая в тени деревьев и высоких изгородей, была идеальным местом для таких встреч. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, поравнявшись с примечательной развилкой, Дэвид свернул под тенистый свод и с надеждой огляделся, прислушиваясь, не раздастся ли поблизости желанный стук копыт. Солнце припекало; даже тут, в густой тени, было жарко, но Дэвид с достойным подражания терпением прождал целых пять минут, улыбаясь своим мыслям. Он думал о том, как бесстрашно и грациозно держится Антиклея в седле. Им следует почаще ездить на прогулку верхом. Впрочем, и походка у нее, словно у богини… А волосы такого своеобразного оттенка – конечно же, самые прекрасные на свете!
Дэвид предвкушал радость встречи, однако по прошествии десяти минут заерзал в седле, всмотрелся вперед, оглянулся назад, посмотрел по сторонам – никого. Он начал впадать в уныние, да и жажда давала себя знать. Прошло еще десять немыслимо долгих минут напрасного ожидания, и вот уже перед нами оставленный надеждой, осмеянный фортуной и впавший в отчаяние страдалец.
Проклиная свою глупость, он тронул коня, как вдруг до его слуха донесся лязг ведра, грохот цепи и скрип во’рота, указывающие на близость колодца и прохладной чистой воды. Дэвид повернул лошадь и, проскакав с полсотни ярдов, выехал к небольшому постоялому двору или скорее придорожной харчевне. Других домов поблизости не было, и выглядела она как-то неуместно. Еще более неуместно выглядел отдыхающий на скамейке перед входом элегантный джентльмен. Он сидел развалясь, и глаза его блестели так же холодно и ярко, как пуговицы сюртука, а щеки лоснились почти так же, как башмаки. Короче говоря, перед Дэвидом сидел щеголь, модное платье и высокомерный вид которого могли вызвать либо зависть, либо неприязнь.
Когда Дэвид подъехал и натянул поводья, джентльмен, поднеся к правому глазу монокль в золотой оправе, томно оглядел всадника, потом его лошадь и снизошел до похвалы:
– Дья-а-вольски благородная тварь!
Дэвид, которому не понравилось лицо джентльмена, перевел взгляд на его великолепно сшитый сюртук и жилет в цветочек, потом на штаны из белоснежной оленьей кожи и добрался до блестящих, с кисточками, башмаков. Он живо почувствовал, каким неуклюжим в сравнении с этим костюмом выглядит его собственное платье, и начал раздумывать над тем, что надо бы при первой возможности заказать другое, когда владелец роскошного наряда оторвал его от этих размышлений. В голосе джентльмена прозвучало нетерпение.
– Эй, вы меня слышали? Я сказал, что восхищен вашей скотиной. Какую цену вы за нее хотите?
– А я любуюсь вашими башмаками, – ответил Дэвид. – Они продаются?
– Продаются? – Джентльмен вытаращил глаза. – Что значит «продаются»? Дьявол! «Продаются», черт возьми! Да вы, ей-Богу, неотесанный мужлан!
– А вы несносный самодовольный болван, сэр!
– Болван?! – Джентльмен задохнулся от возмущения. – Да вы никак пытаетесь оскорбить меня?
– В меру своих скромных способностей, сэр.
– Ах вот как, черт побери! Ну что ж, для наглых молокососов существуют трости…
– А для зрелых наглецов – хлысты!
– Десять тысяч чертей! – вскричал джентльмен, вскочив на ноги. – Ты смеешь угрожать мне, деревенщина?
– Нет, всего лишь сообщаю, сэр! – ответил Дэвид и, переложив хлыст в правую руку, приготовился спешиться.
Но в этот момент из дверей харчевни выбежал обеспокоенный хозяин и засеменил к забиякам.
– О, господа, господа, прошу вас, перестаньте, джентльмены! – запричитал он. – Моя бедная жена лежит в постели, она вот-вот должна родить нашего седьмого, а у меня ужасно разболелось ухо. Пожалейте нас, господа, не затевайте здесь ссору!
Надменный джентльмен только рявкнул в ответ и, свирепо глядя на Дэвида, шагнул к лошади. Однако с видимым усилием все же сдержался, воинственно заломил шляпу и, повернувшись на каблуках, скрылся в доме.
– Господи, Боже! – произнес озабоченный хозяин, глядя ему вслед. – Какой лютый, свирепый господин! А у меня в ухе стреляет, и жена, бедняжка…
– Примите мои соболезнования и пожелание скорейшего разрешения всех ваших проблем, – сказал Дэвид и похлопал его хлыстом по плечу. – И пришлите, пожалуйста, кружку эля.
– Благодарю вас, сэр, сию минуту, сэр.
Владелец харчевни, вздыхая, засеменил прочь, а Дэвид развернул свою лошадь так, чтобы видеть дорогу. Но, к его разочарованию, Антиклея не приехала.
– Экий вспыльчивый, сердитый господин! – вздохнул хозяин, подавая ему кружку с высокой шапкой пены. – Сидит, сквернословит и богохульствует в моей лучшей гостиной, а моя бедная жена…
– За нее и за вашего седьмого! – улыбнулся Дэвид. – Благослови их Бог!
Он поднес кружку к губам и начал жадно пить. Он все дальше запрокидывал голову назад, пока его глаза не встретились с другими глазами – огромными, темными и заплаканными. В них было столько страдания и молчаливой мольбы, что Дэвид едва не поперхнулся. Эти глаза смотрели на него сквозь решетку небольшого окна под карнизом постоялого двора. Не успел он собраться с мыслями, как белая тонкая рука с лихорадочной поспешностью открыла окно и оттуда показалось прекрасное юное личико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101