– То-то! – радостно ответил он. – А как долго доходит? Правда?
Спать Полуяров ложился поздно. Он не мог писать в редакции и писал дома. Тишина в квартире. Легко скользит по бумаге перо…
Открытое партийное собрание состоялось на следующий день. Копытов сделал сообщение о том, почему не выполняется график выхода газеты, и в заключение сказал:
– Надеюсь, что наш коллектив приложит все усилия, чтобы выправить создавшееся положение.
Он улыбнулся и сел.
– Вот всегда вы, Сергей Иванович, прекрасно себя чувствуете! – проговорила Лариса.
– В чем дело, Вишнякова? – спросил Копытов недоуменно.
– Вы меня простите, но я не верю, понимаете, не верю, что вы изменитесь! – продолжала Лариса. – На собрании вы всегда головой киваете, соглашаетесь, а потом – все по-старому.
– Без истерик, Вишнякова, – Копытов посмотрел на Полуярова, но тот смотрел в стол.
– Я не виновата, что не могу говорить спокойно, – Лариса подошла к столу. – Лучше закатывать начальству истерики, чем отмалчиваться. А некоторым по душе именно последнее.
– Совершенно несомненно, – начал свое выступление Рогов, – несомненно, что в нашей работе в самое ближайшее время наступит перелом. Резкий перелом.
– Откуда он возьмется, этот перелом? – запальчиво спросила Лариса. – С неба свалится? У нас нет коллектива! И все потому, что мы для редактора не больше, не меньше, как организмы с определенными служебными нагрузками. Сергей Иванович, вы на редкость сухой человек.
– Опять я один виноват, – Копытов развел руками. – Все молодцы, один редактор дурак.
Кое-как разобрались, кто выступает. Лариса отмахнулась, Рогов обиженно замолчал. Слово взял Валентин:
– Сергей Иванович не объясняет правки. Или сразу забракует, или сам исчеркает рукопись – и в набор. Потом стоишь, ушами хлопаешь.
– Писать надо лучше, тогда и браковать не буду, – оборвал Копытов.
– Мы и хотим писать лучше, научите.
– А чему вас пять лет в вузах учили? Я лично, знаете, университетов не кончал. И запомните: хороший материал никто браковать не будет.
– В редакции нет коллектива, – продолжал Валентин, – а без дружного коллектива хорошей газеты не сделаешь. Мы работаем каждый в одиночку. А самое главное, мы не умеем настаивать на своем. Забракуют у нас корреспонденцию, мы ругаемся в коридоре, жалуемся друг другу, на том и делу конец.
– Разговоры о какой-то спасительной дружбе, – заявил Олег, – это пустые разговоры, пионерский подход к делу. Основные причины нашей плохой работы кроются в низкой квалификации отдельных сотрудников и неважным, я бы сказал, руководством. И нечего рассуждать о дружбе, коллективе и прочем.
Слушая выступления, Полуяров методически записывал их в блокнот, ставил на полях восклицательные и вопросительные знаки. Проект резолюции лежал перед ним. Все в этой бумаге было правильно и всего этого было мало для того, чтобы улучшить работу.
И хотя собрание единодушно одобрило резолюцию, Полуяров чувствовал, что никаких изменений в жизни газеты не наступит, пока он, Полуяров, не докажет Копытову, что ему не место в редакции.

* * *

Будто очнувшись, Ольга заметила в квартире пыль, беспорядок и в воскресенье принялась за уборку. Обметая знакомые вещи, она невольно вспомнила события последних дней, изменивших ее жизнь. Сознание большой вины и беды притупилось, она уже не плакала, не кусала губы, когда раздумывала над происшедшим. Зато никогда еще она не получала такого удовлетворения от работы и тренировок, как теперь. Но оставшись одна, она ощущала в сердце тяжелую пустоту, а когда приходил Николай, пряталась на кухне, сидела у окна, не зажигая света.
Ольга мучилась. На каждом шагу убеждаясь, что разрыв с мужем неизбежен, что он уже фактически произошел, она вместе с тем все яснее сознавала: ничто не оправдывает ее. Что делать? Ведь лучше ночевать на улице, под открытым небом, чем в одном доме с нелюбимым.
Она редко вспоминала о Валентине, но против своей воли сравнивала его с мужем. Если ее любовь к Николаю, теперь уже угасшая, походила на широкую, но спокойную реку, то чувство к Валентину казалось горным потоком, которому надо рваться вперед. Она сопротивлялась этому чувству, потому что однажды уже ошиблась.
Чем сильнее влекло Ольгу к Валентину, тем упрямее старалась она доказать себе, что и не достойна его, и не сумеет полюбить по-настоящему.
Ольга принялась за уборку квартиры, не найдя, на что еще можно убить время. Удивленный Николай стал наблюдать за женой. У письменного стола Ольга немного помедлила и начала стирать пыль. Николай облегченно вздохнул: сейчас она, как всегда, наденет старое ситцевое платье – бледно-голубое с белыми цветочками – и будет мыть пол. Он бросился на кухню, отыскал таз, налил воды и принес в комнату. Ольга не обернулась. Николая охватило острое желание сейчас же, немедля вернуть прошлое.
– Оля! – горячо прошептал Николай. – Нам необходимо поговорить. Я не могу без тебя. Так больше нельзя!
Она нагнулась, опустила тряпку в таз и вдруг резко выпрямилась.
– Выйди, пока я мою, – сказала она.
– Хорошо, хорошо, – растерянно прошептал он, приближаясь к ней. – Я уйду. Я уйду. Оля, милая, прости меня. Я извелся за эти дни.
– Не надо, – строго попросила Ольга, отступив назад. – Я не могу по-старому. Ни за что.
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь… Я не виновата.
– А кто виноват? Я? Я пока еще не завел себе…
– Замолчи.
– Словом, нам следует обо всем договориться сегодня же, – зло сказал Николай, – иначе возобновить разговор будет трудно. Нужно кончать.
– А о чем говорить? Я давно все сказала.
– Повтори, если не трудно, – вызывающе предложил Николай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74