После первого стакана он уже искал собеседника, охотно вступал в разговоры, разглагольствовал о подлости женского пола, воспевал холостяцкое житье и рыдал.
На работе Николай почти ничего не делал. Все казалось мелочным, ненужным. Он даже не читал «Смены». Случалось, что, переборов лень и равнодушие, он отправлялся на завод, расположенный где-нибудь на окраине города, но у входа в заводоуправление поворачивал обратно.
Однажды он провел день на кондитерской фабрике и не написал ни строчки. И действительно, – уныло отмечал Николай, – ничего не случилось: газета не стала ни лучше, ни хуже.
Работа опротивела.
И только иногда, вспомнив, что за строчки платят, Николай оживал. Он брался за телефонную трубку, обзванивал заводы, фабрики, учреждения и сдавал в секретариат информацию за информацией. Нужны были деньги.
Иногда, завидуя Валентину, он принимал деловой вид, но желание показать себя, трудолюбивым быстро проходило, и он со злорадством твердил себе: «А я не могу так». Под разными предлогами он перепоручал Валентину всю работу.
Всеми поступками Николая двигала злоба. Это он, Лесной, виноват в несчастье, свалившемся на голову Николая, хорошего, в сущности, человека! И Николай искал, ждал случая, чтобы доказать, каков он есть на самом деле, этот тип в белоснежной рубашке.
Как-то Копытов поручил Николаю написать передовую. Он обратился к Валентину, и тот на память перечислил несколько фактов. Николай написал передовую и сел к телефону. Если бы Лесной переврал хотя бы один факт!
Однажды Николай не выдержал, возвратил Валентину небольшую зарисовку о каменщиках, придравшись к пустяку, причем сразу же заметил, что неправ.
– Вы просто ничего в этом не понимаете, – сказал Валентин.
– Выбирайте выражения! – огрызнулся Николай. – Хорошо, я подпишу, вам же отвечать.
Его раздражала аккуратность Валентина. Сам Николай редко брился, ходил в старом, изрядно поношенном костюме, в больших неуклюжих валенках, в которых обычно ездил в командировки.
– Что с вами? – спросил Полуяров. – Подойдите к зеркалу. Не стыдно?
– Стыдно? – иронически переспросил Николай. – Но это наиболее соответствует моему настроению.
Но разговор подействовал на него. Он поспешил домой, затопил печку и едва не заплакал от охватившей его грусти. Быть может, он напрасно обвиняет Ольгу в искусно скрываемой связи? Быть может, он сам виноват и стоит ему отказаться от подозрений, и Ольга… вернется?! А что? Вон полный шкаф ее платьев, под кроватью две пары туфель, везде ее вещи. Если бы она не рассчитывала вернуться, давно бы все забрала. Ведь она – Николай начинал в это верить – не живет с Лесным. Что же помешает ей вернуться? Ведь не могла же она уйти просто так!
Нужно написать ей. Она добрая, она поймет. Нельзя же ставить человека в такое идиотское положение, в какое попал он!
Николай склонился над бумагой.

«Ольга! Не буду оправдываться перед тобой. Я виноват и не имею права оправдываться. Жалею о том, что случилось, и мечтаю вернуть прошлое.
Ради всего хорошего, что было между нами, забудь мои ошибки и прости. Я даю слово взять себя в руки и не пить. А слово мое крепкое.
У меня осталось много твоих вещей, забери их. Они напоминают о тебе. Если не хочешь видеть меня, напиши, когда придешь, я оставлю ключ на старом месте.»

Он вскочил, потирая руки. «Вот, что давно надо было сделать!» – радостно думал он и явственно, зримо вспомнил Ольгу. Вот здесь она жила, здесь любовь была и прочее. Он с размаху ударил по подушке и чуть не выругался… Конечно, его письмо она примет за проявление слабости, и он опять останется в дураках.
Письмо Николай изорвал, а на другой день явился в суд.
Прочитав заявление, судья, мужчина с большими, оплывшими глазами, внимательно посмотрел на Николая и спросил сухо:
– Вы уверены, что жена изменяла вам?
– Иначе бы я не пришел сюда.
– Вы согласовали с ней свое решение?.. Ну что ж, дело, как говорится, ваше. Но мой искренний совет вам, совет не только судьи, но и пожилого человека: не спешите, избавьтесь от излишней подозрительности. Мы всегда стараемся примирить супругов.
– Это и называется судебной волокитой?
– А вы не спешите с выводами, – еле заметно повысил голос судья. – Давайте к делу о разводе отнесемся в сто раз вдумчивее, чем вы отнеслись к вступлению в брак. Государство заботится о семье.
Николаю не терпелось уйти, он встал и проговорил:
– Мне кажется, что государство не пострадает от того, что одна неудачная семья распадется.
– Государство, конечно, не станет менее прочным от того, что двое молодых людей поспешили вступить в брак, – невозмутимо ответил судья. – Но государство будет прочнее, если вступающие в брак не повторят вашей ошибки.
– Ну, если речь пошла о государстве…
– Не смею вас задерживать, – судья кивнул, полузакрыв глаза, словно устал от разговора.
У Николая не было сомнения, что судья – формалист, который, не разобравшись, действует по заведенному стандарту. Но жалеть было поздно – дело началось.
А тут еще позвонил Олег и предложил встретиться.
– Есть великолепная идея, надо ее реализовать, – сказал он.
В квартире было холодно. Раньше печь топила Ольга, потом – женщина из соседней квартиры, но она перестала ходить, несколько раз встретившись с пьяным Николаем. Носить дрова было лень, и он, когда бывал трезв, проводил вечер в накинутом на плечи пальто, сидя у включенной электрической плитки.
Было очень неприятно, что Олег, войдя без стука, застал его стоящим на коленях перед печью. Словно оправдываясь, Николай пробормотал:
– Отвык от холостяцкой жизни.
Олег присел на корточки, залюбовавшись огнем в печке, и заговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74