Вчера перебирала фотографии. Долго смотрела на самую любимую: ты после командировки в Мысовский леспромхоз – небритый, усталый, довольный.
Как ты там? Только это меня и беспокоит. Может быть, тебе что-нибудь прислать? Напиши.
Почему ты до сих пор живешь в гостинице? Это очень дорого. Ищи частную квартиру. Изредка меня навещает Филипп Владимирович.
Когда собираюсь писать тебе, в голову приходит столько хороших мыслей и ласковых слов, а сяду писать и задумаюсь – ты все знаешь, ничего нового я тебе не скажу. Но если все мои мысли о тебе сложить в одну фразу, то получится: «Олик, возвращайся, мне очень плохо».
Вот снова захотелось сказать, что я люблю тебя, что жду и верю. Верю, что будешь таким, каким я хочу тебя видеть.
Ты очень радуешь меня своими письмами, я их читаю часто, словно разговариваю с тобой. И ты знаешь, мне многое стало понятным. Особенно я поняла то, что не надо было нам жить вместе. Ты лишний раз ошибся, подумав, что я стремлюсь просто привязать тебя к себе любой ценой. Нет, милый, когда я говорю, что жду тебя, я говорю, что ты полюбишь меня, и не как-нибудь, а по-настоящему.
Страшно, если ты не вернешься. Еще страшней, если я разлюблю тебя. А это обязательно случится, если я перестану в тебя верить. Пойми, что в наше время настоящим журналистом может стать лишь чистый, кристально честный человек.
Не работай ночами, глотая кофе. Это плохая привычка. Это вредно.
Вот и все. Пиши чаще.
Будь здоров. Целую тебя.
Твоя Лариса»

«Твоя Лариса», – несколько раз перечитал он два слова, написанные четким, уверенным почерком.
Днем он еще раз прочитал письмо, задумался и решил, что Лариса не права: он журналист, настоящий журналист.
Вернувшись вечером в номер гостиницы, Олег долго сидел за столом, не раздеваясь… Я никогда не устану любить тебя… Так она говорила… Только рядом со мной ты станешь настоящим журналистом… Кто больших чувств не знает, тот и пишет плохо… Смешно… Я журналист.
В недобрый час он решил поспорить с Ларисой. В доказательство своей правоты он вытащил из чемодана две папки со статьями, очерками, фельетонами. Он разложил их по столу, брал в руки, словно Лариса стояла рядом, и он протягивал их ей, предлагая убедиться, наглядно удостовериться в его талантливости.
Раньше он любил бегло просматривать свои произведения, набираясь вдохновения и уверенности. Все-таки в каждой строчке – труд и время.
Некоторые материалы ему уже не нравились, иные вообще можно было не печатать. Одни нравились тем, что были написаны с рекордной быстротой, другие – тем, что в свое время вызвали споры или несправедливые нарекания.
Он перебирал вырезки, разыскивая свой лучший очерк «Требовательный талант» о певце Филиппове. Вот он. Олег пробежал глазами первые абзацы и поморщился, закурил и стал читать дальше. Очерк был скучным, несмотря на разного рода литературные хитрости.
Олег сбросил пальто и прочитал еще два очерка. В общем, все это было грудой бумаг, интересных лишь для него самого. Он захлопнул папки.
Настроение вконец испортилось. Впервые в жизни он вдруг, неожиданно усомнился в своей одаренности. Сильнее удара быть не могло.
Через некоторое время он снова раскрыл папки. Читать было неприятно – обыкновенные, наспех сочиненные вещички. Правда, язык хорош: легкий, непринужденный, остальное – ерунда.
Нет, показалось! Просто у него отвратительное настроение, и все представляется в черном свете.
На другое утро он, придя на работу, вдруг подумал, что ведь сейчас можно поговорить с Ларисой по телефону. Мысль была настолько неожиданна, что он не сразу решился снять трубку.
Заказ, приняли, обещали вызвать к вечеру. Олег никуда не выходил из редакции, даже в столовую. В горле щипало от папиросного дыма. Олег не мог понять, что с ним происходит, ему отчетливо вспоминался то голос Ларисы, то ее лицо. Потом он измучался, стараясь сделать маленькое вычисление – разницу во времени.
Редакция уже опустела, а звонка все не было. Олег не вынес долгого ожидания, позвонил на междугородную станцию.
– Линия была на повреждении, заказ перенесен на завтра, – ответил женский голос.
Олег едва не швырнул трубку на пол, закричал:
– Что ж вы, черт возьми, не предупредили меня! Если повреждение, надо было… вы обязаны… – вдруг его кольнула мысль, что сегодня он не услышит Ларисы. Он зашептал в трубку: – Девушка, милая девушка, простите меня, но я очень ждал этого разговора. От него зависит… Скажите, есть какая-нибудь надежда переговорить сегодня?
– Ночью, – после паузы ответил голос.
– Пожалуйста, в любое время. Я живу в гостинице, номер десятый. Я буду ждать.
Он с утра ничего не ел, поэтому забежал в гастроном, купил первые попавшиеся на глаза консервы, батон с изюмом, папирос, пачку кофе.
За дорогу он так переволновался, что, вбежав в номер, упал на диван и лежал, пока дыхание не стало ровным. Не прошло и десяти минут, как Олег снял телефонную трубку и умоляюще заговорил:
– Милая девушка, еще раз простите меня. Вы не забыли?… Да, Вишняков, из гостиницы…
Олег, обжигаясь, пил кофе и ходил по комнате, вспоминал и вспоминал эпизод за эпизодом. Сейчас все они казались ему значительными, особенно та ночь, когда Лариса осталась у него. Она как-то очень, просто, ласково и вместе с тем сурово сказала:
– Я верю тебе. Пусть будет так.
Ночью Олега стало знобить. Он лег на кровать, накрывшись пальто. Правая рука лежала у телефонного аппарата. Олег боролся со сном, но веки отяжелели, и он задремал. Среди сна он вспомнил, что сейчас ночь, Ларисы нет в редакции, и вскочил.
Надо было на ком-то сорвать злость, он позвонил на междугородную, начал что-то кричать, но его перебил холодный, бесстрастный голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74