Решив, что он легко расшевелил Василия, что можно теперь обойтись без психологии, он сказал:
– Расскажи-ка, Вася, о себе. Все по порядку, с самого начала.
Будто кто-то ударил Василия по голове. Он пригнулся, и снова глаза его стали смотреть не на собеседника, а вбок, через плечо. Он огрызнулся:
– Чего рассказывать? Пью, и вся недолга. Не я один. Чего ко мне привязались? Затаскали по собраниям. Чего еще надо?
– Злиться не надо.
– А я не злюсь. Надоело все.
– Что надоело?
– Вся эта петрушка. Один я, что ли, пью? Насели на одного Кошелева. Раньше хвалили, аж стыдно было, а теперь лаются. Хватит! – Василий ударил по колену. – Мотай отсюда! – и добавил несколько сочных ругательств.
– Вы, оказывается, слабонервный, – после молчания произнес Валентин. – Я, пожалуй, пойду, а то вы еще кулаками махать начнете… Но вы учтите: я от вас не отстану, пока не узнаю, что с вами стряслось.
Ночь Валентин провел в лаве, из шахты поднялся усталый и злой – ничего интересного найти не удалось. Меньше всего он злился на Василия. Его было жаль. Валентин понимал, как это тяжело – жить одному в пустой комнате; ни родителей, ни жены…
Было воскресенье. Валентин решил, прежде чем лечь спать, основательно закусить, так как двое суток ничего не ел, кроме бутербродов.
Столовая напоминала ресторанчик дурного пошиба, хотя размещалась в добротном каменном здании, неплохо отделанном. Большой, светлый, со множеством окон зал был наполнен дымом, руганью, хохотом.
Валентин постучал в дверь с табличкой «Директор».
– Не могу запретить, указаний нет, – объяснил директор, толстяк с добродушным мясистым лицом и вороватыми глазками. – За порядком мы следим, дежурный милиционер имеется, можете проверить. Вообще, должен поставить вас в известность, что шахтерам нельзя не пить. Так называемая рудничная пыль оседает на легких, и необходимо выпить, иначе перебои в сердечной деятельности, отсутствие аппетита, упадок сил.
– А водка что, из горла в легкие идет, смывает рудничную пыль? – спросил Валентин. – А вы хоть раз в шахту спускались?
– Дважды, – с гордостью ответил директор. – Из любопытства. Прикажете накрыть вам стол? У нас есть специальная комната для… – он широко улыбнулся, – есть комната для инженерно-технического состава и… еще одна комната. Отдельный вход. Гости всегда бывают довольны.
– А шахтеры?
– Что вы?! – директор в сердцах махнул рукой. – Среди них нету ни одного культурного человека. Я вам скажу: у меня есть скатерти, но разве их можно постелить? Запакостят. Им только водку подавай, им больше ничего не надо. Пьяницы.
– Проведите меня на кухню.
Отсюда Валентин ушел часа через два, исписав полблокнота. Обедал он в другой столовой, на краю поселка. На обратной дороге зашел в молодежное общежитие.
Это было одно из тех общежитий, куда не заглядывает начальство, о которых не знают многочисленные комиссии и представители. Здесь никто не бывает.
На кухне возле плиты толпилось человек десять. Половина из них стояли с кастрюлями и чайниками в руках, чтобы не прозевать, когда освободится место. Тут же играли в «пятнашки» дети.
– Это семейное общежитие? – спросил Валентин.
– Всякое, – ответили ему, – для всех, кому не повезло.
Действительно, в иных комнатах вместе жили одиночки и семейные. Воспитатель на воскресенье уехал в деревню к теще. Газет не выписывают. В красном уголке живут две семьи.
До вечера выслушивал Валентин разные горькие истории людей, попавших в общежитие, за которым никто не смотрит.
Потом он отправился в клуб. Самым шумным местом здесь был буфет. Отсюда изрядно выпившие парни шли в кино или на танцы.
Материала было собрано не на одну статью, но точных выводов Валентин не делал.
Утром Синегов встретил его недружелюбно:
– Замучаете вы меня. Все еще не разобрались? – спросил он. – Недоверчивый вы.
– Доверчивые часто ошибаются.
– А что тут ошибаться? Дело ясное.
– Я вчера был в шестом общежитии… – начал рассказывать Валентин, но Синегов перебил:
– Эх, сгорело бы оно, что ли! Пятно! Позор!
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Ребенок вы! – бросил Синегов. – Вот вы часто нас, комсомольских работников, ругаете. В газетах. Правильно. А ведь, если разобраться, то в половине своих грехов мы не виноваты. Вот это общежитие к примеру. У нас ведь прав никаких нет. С нас только спрашивают. А чего мы можем сделать? Ничего. Сто раз жаловались, тыщу бумаг написали, а толку?.. Через пять лет, говорят, общежитие новое строить начнут.
Синегов был взволнован, видимо, общежитие испортило ему немало крови.
– Я из-за этого стола встать не могу! – вдруг крикнул он. – В горком сегодня сводку о кроссе надо представить, в обком справку о рационализаторах. На носу смотр художественной самодеятельности, с физкультурой у нас плохо, надо актив проводить. В горком партии сводку требуют о помощи селу. А у меня две руки! Вот! Больше нет!
Синегов сбросил со стола на диван подшивки газет, передвинул телефон и немного успокоился.
– А тут еще Кошелев. И ему подобные. Понастроили пивных на каждом шагу…
– Я согласен с вами. Но мне важен не сам факт, важно не просто наказать Кошелева. Нашей газете необходимо знать, почему передовой шахтер превратился в пьяницу.
– Не умеет себя держать, вот и потянуло к стоечке. Его все продавцы знают, даже в долг дают, можете проверить. Его и девушка бросила. Стыдно стало за такого кавалера. И чего вы копаетесь?
Надо было разыскать эту самую девушку – Марусю Егорову, которая считалась невестой Василия и уехала от него на другую шахту.
Валентин сел на попутную машину. Шофер оказался разговорчивым и всю дорогу рассказывал о Кошелеве, которого хорошо знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74