Тарахтя, проехали по дорогам жатки и лобогрейки и заняли свои боевые позиции по углам делянок. Около них, как орудийная прислуга, разместились вязальщицы снопов.
Подошли скирдовальщики с трезубыми вилами на плечах. Около полевого стана закурился синий дымок бригадной кухни.
И наконец со стороны МТС послышался рокот моторов.
– Комбайн, комбайн идет! – восторженно завопил Алеша и полез на плечи Паше Кивачеву, чтобы первым увидеть машину. – Самоходный дали! Новенький!
– Пусти! Что я тебе – вышка, каланча?.. – Паша стряхнул Алешу с плеч и деловито вгляделся в даль. – Сам ты самоходный! Самый настоящий «Сталинец». И не один, а два. На сцепе идут… А трактор гусеничный, «Челябинец».
Ребята помчались навстречу комбайнам. Окрашенные в голубоватый цвет, высоко вскинув коленчатые трубы для выгрузки зерна, они, точно корабли, величественно и неторопливо плыли в просторном пшеничном море.
Паша оказался прав: это действительно были два видавших виды комбайна «Сталинец», прицепленные один за другим. За комбайнами двигался полевой вагончикобщежитие, с дверью, с застекленными окнами, с койками, с радиоприемником – комбайнеры любили жить прочно, домовито.
Комбайны и вагончик-общежитие тянул широкогрудый трактор «Челябинец», оставляя на полевой дороге ровные прямоугольники своих следов.
Сколько бы раз ни встречали ребята этот могучий гусеничный трактор, он всегда восхищал их своей богатырской силой. Гудела и сотрясалась земля, вой мотора заглушал голоса людей, и всем своим видом трактор, казалось, говорил: «А ну, попробуйте, остановите меня!» И высоковские мальчишки могли без конца бежать за трактором, слушать его свирепый рев и кидать под светлые лязгающие гусеницы палки, ветки деревьев, фуражки.
– Ну, что я говорил! – с довольным видом кивнул Паша на трактор, словно тот прибыл к ним в колхоз, послушный его слову. – Теперь наши с «Челябинцем» не пропадут!
Но Алешу посрамить было не так легко.
– А я самоходный комбайн все равно видел! Третьего дня в Почаево шел. Вот это техника! – И он, улучив момент, вспрыгнул на подножку комбайна и забрался на верхнюю площадку, где стоял знакомый ему штурвальный.
Вскоре комбайны остановились. Вагончик-общежитие оттянули в сторону, на заранее приготовленную площадку. Около комбайнов собрались колхозники.
Марина принялась договариваться со старшим комбайнером Лычковым о порядке работ. Ребята крутились около взрослых, надеясь, что, быть может, и им перепадет какая-нибудь работа у комбайна. Но Никита Кузьмич, заметив ребят, строго сказал, что комбайн – машина строптивая и, не ровен час, прищемит шестеренкой чей-нибудь любопытный нос или палец.
– Ты бы их на тихое место определила, – заметил он Марине. – Скажем, колоски собирать. Ученики все-таки, школяры!
– На колоски! – возмутился Костя. – Да что мы – третий класс, малолетки какие!
– Эге! – нахмурилась Марина. – Ты, я вижу, с норовом. А кто в поле хозяин?
– Ладно… – вздохнул Костя. – Как скажете, так и будет. На колоски так на колоски…
– Вот так-то лучше!
Но ребятам в этот раз неожиданно повезло. Старший комбайнер Лычков сказал Марине, что ему на комбайн к соломокопнителю нужны два расторопных хлопца. Работа несложная: знай вовремя опрокидывай соломокопнитель и, главное, не заглядывайся на ворон.
– Это по мне… Я такую работу знаю, – выскочил вперед Алеша.
Как ни хотелось Косте самому на комбайн, но, зная нрав Алеши, он скрепя сердце согласился:
– Ладно, занимай позицию. И Новоселов с тобой.
– И еще два хлопца требуются, – сказал Лычков: – воду подвозить к комбайнам.
Костя даже похолодел от обиды. Возить воду, да еще на упрямых, ленивых быках! Он посмотрел на Пашу: тот, как и обычно, был спокоен и невозмутим. Потом, оглянувшись, поймал на себе взгляд Марины.
– Есть возить воду! – вспыхнув, откозырял Костя Лычкову.
Свежий утренний ветерок унес за горизонт пелену облаков, восток заалел, неторопливо поднялось солнце, и порозовевшее пшеничное море покрылось легкой зыбью.
Роса мало-помалу спала.
Лычков в последний раз запустил руку в пшеницу – достаточно ли она просохла, – переглянулся с Мариной и подозвал к себе учетчика:
– Радируй в эмтээс! Начинаем!
Учетчик побежал в вагончик и, включив полевую радиостанцию, передал в усадьбу МТС, что комбайновый агрегат бригадира Лычкова в четыре тридцать начал уборку хлебов.
Комбайны тронулись.
Костя с Пашей, как завороженные, шагали рядом с машинами.
Неуклюжие с виду ящики комбайнов вдруг ожили и удивительно преобразились. Пришли в движение все неподвижные, загадочные до сих пор шестеренки, звездочки, валики, цепи. Где-то в середине комбайна сердито взвыл стальной клыкастый барабан, нагоняя свистящий ветер; в хвосте машин запрыгали большие и маленькие решета, словно непокорный и сильный зверек бился в клетке и не мог вырваться на волю.
Но вот наступило и самое интересное. Стоящий на верхней площадке комбайна штурвальный, торжественный, как часовой на посту, опустил почти до самой земли длинный зубчатый стальной нож. Нож пришел в движение, подрезал под корень стебли пшеницы, и бегущее брезентовое полотно понесло их к клыкастому барабану. Прошли секунды – ив огромную клетку соломокопнителя полетела легкая шелковистая солома, из коленчатой трубы в железный ящик – бункер – янтарной струей потекло зерно.
Здравствуй, добрый урожай!..
– Вот это машина! – почтительно сказал Костя, провожая взглядом комбайны. – Прямо-таки за сто людей работает: и жнет, и молотит, и веет…
– Ничего не скажешь, – согласился Паша. – Кто строил – с головой был человек…
Мальчики направились к полевому табору, получили волов, запрягли их в телеги и поехали за водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107