Мальчик старательно изучал особенности учителей. Про Клавдию Львовну, преподавательницу русского языка, например, рассказывали, что она спрашивает в первую очередь тех учеников, которые отводят глаза в сторону и ведут себя на уроке подозрительно тихо. И Алеша, подняв голову, не сводил глаз с учительницы, был оживлен и шумен. Наоборот, на уроках математики он вел себя тише воды, ниже травы. Нередко Алеша начинал заниматься сложными вычислениями: если его спросили на уроке сегодня, то следующая очередь дойдет не раньше как недели через две. Он даже составлял мало кому понятные «графики опасных дней».
Но учителя плохо считались с Алешиными «графиками» и нередко спрашивали уроки совершенно неожиданно. Двойки в Алешином табеле росли, как грибы после теплого дождика. «У меня голова с форточкой, всю теорию выдувает», – жаловался Прахов.
Учителя были недовольны ребятами и нередко спрашивали отстающих, что с ними происходит. За лето они хорошо отдохнули, подросли и если уж решили пойти в восьмой класс, так надо браться за учение по-серьезному.
– Зато они в агротехнике сильны, на мастеров высоких урожаев целят, – смеялся Витя. – И им, как членам бригады, по другим предметам скидка положена…
– Нам скидка не требуется. Нечего тень на бригаду наводить! – сердился Костя и, оставшись с приятелями наедине, требовал от них не позорить бригаду.
Проходил день, другой. Алеша получал очередную двойку, Вася Новоселов – замечания от учителей, и Витя, не утерпев, вновь подпускал шпильку:
– Ну как, мастера? Уже урожай собираете? По всем правилам агротехники,.. Богатый у вас год будет!
У Кости пересыхало в горле. Он сжимал кулаки в карманах, но Паша с Васей уводили его в угол.
– Кораблев брешет – ветер носит, – невозмутимо говорил Паша. – А ты – ноль внимания, уши ватой заткни.
Но не только в школе подстерегали Костю огорчения.
Началась пора родительских собраний. Школьники всегда ждали их с трепетом. По почину Федора Семеновича, собрания проводились не в школе, а по колхозам, где родители чувствовали себя свободнее. Учителя приходили. в сельский клуб или в правление и рассказывали родителям, как их дети учатся в школе, и, в свою очередь, просили взрослых поделиться тем, как ребята ведут себя дома, в семье и на улице.
И родители ничего не скрывали. В разговор вступали даже те колхозники, дети которых давно уже закончили школу.
Проводить родительское собрание в Высокове досталось Галине Никитичне.
– Рассказывай о школьниках откровенно, ничего не утаивай, – напутствовал ее Федор Семенович. – И сама слушай внимательно, что скажут о детях родители.
Когда Галина Никитична пришла на колхозное собрание, Сергей поднялся и освободил ей место за столом.
Все придвинулись ближе. Дед Новоселов протолкался к самому столу и, сняв полушубок, положил его под себя, как видно собираясь долго сидеть.
В дверь заглянул Костя с товарищами.
– Домой, други, домой! – сказал им Сергей. – Сегодня не требуетесь… Разговор без вас будет.
Ребята неохотно вышли на улицу. Накрапывал дождь, но по домам расходиться не хотелось.
– А знаете, почему не пускают? – слукавил Вася Новоселов. – Тесно в правлении – яблоку негде упасть. А в сенях слушай сколько угодно, не возбраняется. И под окном можно!
– Хитришь ты! – попыталась возразить Варя, хотя ей тоже очень хотелось послушать, что сегодня будут говорить о школьниках.
– Тогда слушайте там… и докладывайте по очереди, – приказал Костя Васе и Алеше Прахову.
Те подошли к раскрытому окну, а остальные школьники укрылись от дождя под ивой. Через несколько минут подбежал Вася и сообщил, что в правлении только что обсудили Митю Епифанцева. Колхозники вполне согласны с оценками учителей, а Яков Ефимович даже сказал, что Митя – передовик учебы, дельный комсомолец и побольше бы в школе таких ребят.
– Качать передовиков учебы! – крикнул кто-то из мальчишек.
– Да будет вам! Еще зазнаюсь! – отмахнулся Митя.
– Тогда давайте так, – предложил Костя: – кого очень хвалить будут – под дождь ставить. Чтобы не зазнавался!
– Правильно! Под дождь! – захохотали школьники.
– Тихо вы! – зашикал Паша. – Вон Прахов бежитСлушайте!
– Ребята, там Витьку Кораблева обсуждают! – возбужденно сообщил Алеша.
– Ну и как? – спросил Костя. – Все, конечно, исправно: и по учению и по поведению?
– Исправно-то исправно, да не совсем. Колхозники вопросики всякие задают. А сейчас дядя Яков высказывается… Хотите послушать?
Все бросились к окнам.
Яков Ефимович в комбинезоне – на собрание он пришел прямо из кузницы – стоял у двери.
– За школу Вите честь и хвала, – говорил он. – Но, коли парень по учению один из первых, пусть это звание и дома бережет и на улице. А то что ж получается, граждане: в классе он в одну одежду рядится, дома – в другую…
– Любишь ты в чужие окна заглядывать! – недовольно перебил его Никита Кузьмич. – А только мы с матерью сынком довольны, не жалуемся.
– Может, кто и доволен, да только не Анна Денисовна, – многозначительно заметил Яков Ефимович.
– Мать, да скажи ты ему! – взмолился Никита Кузьмич, толкая жену в бок. – Зачем он в чужой дом ломится? Это уж наше дело, семейное, как мы о сыне печемся. В артельном уставе про то не записано.
– Обождите, Никита Кузьмич, – сказал Сергей. – Устав… его ведь как прочитать… Там, по-моему, обо всем сказано.
Анна Денисовна подняла голову и сквозь сизую табачную дымку встретила глаза дочери. Она туже затянула под горлом уголки темного платка и поднялась.
– Ладно, отец, скажу… Шила в мешке все равно не утаишь. Я, конечно, радуюсь, что Витя учится исправно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107