– Уже пошло по свету гулять… – Никита Кузьмич поморщился и отложил в сторону ложку. – Марина, она скажет… горяча чересчур!
Он поднялся, зашагал по избе и, все больше распаляясь, заговорил о том, что в колхозе его не ценят, старые заслуги забыли, люди сводят с ним личные счеты…
Вдруг он остановился: Витя смотрел на него с печки.
– Не спишь, сынок?
– А почему на собрании этого не сказал? – глухо спросил мальчик.
– А ты разве был на собрании? – опешил отец. – Слышал что-нибудь?
– Все слышал… Били тебя, судили, а ты в уголке сидел, отмалчивался.
Никита Кузьмич часто заморгал глазами и как-то боком отошел от печки.
– Ладно, ты спи, коль нездоров, спи… – Потом он вспомнил: – Да, мать сказывала, ты в район ко мне собрался. Что за спешное дело?
– Никуда я не собрался… разговоры одни! – буркнул Витя, уполз в темный угол печки, как в нору, и закрыл глаза. Ему и в самом деле показалось, что он заболел.
Глава 23
Мир поневоле
Рано утром Витю разбудили голоса. У порога стояла Марина Балашова и торопила отца с завтраком:
– Сейчас в район еду на подводе. Могу и вас на курсы захватить.
– Дай хоть чаю напиться, скаженная! – бурчал Никита Кузьмич.
– Вы поскорее! Чтобы к началу занятий успеть.
– Ты кто такая – буксир, толкач? В ответе за меня?
– А вы разве забыли, что правление вчера решило: обязательно вам доучиться надо. Я вот наших девчат на курсах повидаю, накажу им, чтобы они дремать вам на занятиях не давали.
Галина Никитична с любопытством поглядывала на Витю. Ни вчера вечером, ни сегодня утром он о школе с отцом не заговаривал.
Вскоре Марина и Никита Кузьмич ушли.
Витя сел заниматься и, когда время перевалило за восемь часов, отправился в школу.
На первом же уроке ему вновь передали записку с требованием извиниться перед Федором Семеновичем. И Витя, против обыкновения, не порвал ее.
В перемены он почти совсем не выходил из класса, из-за чего пришлось крепко повздорить с дежурившим в этот день Костей Ручьевым.
В большую перемену перед школой разгорелся первый зимний бой. Из-за снежных бастионов летели белые ядра, доносились воинственные крики.
Из окна второго этажа Вите отчетливо было видно. как семиклассники, стягиваясь за дровяным сараем, готовились ударить по восьмому классу с тыла.
И ему вдруг представилось, как было бы хорошо выскочить сейчас без шапки на улицу, предупредить своих о коварстве семиклассников, крикнуть «ура» и первому устремиться на противника.
Но в ладони лежала смятая записка.
Витя вздохнул и отошел от окна. Потом выглянул за дверь. В коридоре было тихо. Дверь в учительскую приоткрыта, и до нее совсем недалеко. Стоит только постучать, войти, и, может быть, через несколько минут на душе уже не будет так тяжело, как сейчас…
Витя оглянулся и направился к двери учительской. Но зазвенел звонок, и в коридор ворвались школьники. Из учительской вышел Федор Семенович. Руки его были заняты классным журналом, книгами и учебными приборами – предстоял урок физики в восьмом классе.
– Да, Витя, – заметил он мальчика, – в учительской на столе лежит такая большая стеклянная трубка. Принеси ее, пожалуйста, в класс. Она нам нужна будет на уроке.
Когда Витя принес в класс трубку Ньютона (как он потом узнал), ученики уже сидели за партами, только Костя помогал Федору Семеновичу устанавливать на столе учебные приборы. Заметив Витю, он поспешно отобрал у него стеклянную трубку:
– Можешь не стараться. Не твое дежурство.
– А ты гуляй больше…
– Ну-ну, воюющие державы! – сказал учитель. – Поссорились по пустякам, а обиды на целый год.
Вася с Пашей многозначительно переглянулись. Вот она, долгожданная минута! Пусть Костя молчит, это его дело, но они своего друга в обиду не дадут.
– Федор Семенович, они не по пустякам, – с серьезным видом сказал Вася. – У них принципиальный спор получился.
– Скажите пожалуйста, принципиальный!.. Это по поводу печеной картошки-то?
– А вы спросите Кораблева. Он скажет, как все было, – настаивал Вася,
А Паша тем временем, вытянув ногу, загородил проход между партами, по которому Витя возвращался на свое место, и шепнул:
– Ну, говори же, признавайся! Долго мы ждать будем?..
И, хотя препятствие было не так уж велико, Витя покорно остановился и повернулся лицом к учителю.
– Федор Семенович, – тихо сказал он, – это правда… Драка не из-за картошки получилась… Мы поспорили…
Костя только что сел за свою парту и сейчас с недоумением посмотрел на Кораблева. Что случилось с ним? Неужели у Вити хватит смелости рассказать всю правду?..
– Ты понимаешь, что будет? – обернувшись к Косте, встревоженно шепнула Варя.
Костя нахмурился. Да, он понимал… Сейчас Кораблев произнесет те самые слова, какие были сказаны им тогда, на берегу Чернушки. Несправедливые, оскорбительные слова!.. Нет-нет, никто не должен их слышать: ни учитель, ни ребята!..
– Поспорили так поспорили, что за беда! – сказал Вите учитель. – А в драку вступать зачем же? Не к лицу это вам! Садись-ка за парту.
– Это я виноват, Федор Семенович, – упрямо продолжал мальчик, одержимый только одним желанием – поскорее во всем признаться. – И сам не знаю, как все получилось… Мы ведь из-за чего схватились?..
– Ну что ты, в самом деле, старину ворошишь! – резко стукнув крышкой парты, поднялся Костя. – Я и забыл даже, о чем спор был… Так, мелочь какая-то. Никому это не интересно…
– Помирились бы давно, и делу конец, – подсказала Варя и посмотрела на Костю, словно хотела сказать: «Хочешь не хочешь, а придется».
Костя вздрогнул и невольно засунул кулаки в карманы. Но в ту же минуту весь класс увидел, как он вылез из-за парты, сделал шаг к Вите и протянул ему руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107