– Так ведь, золотко моё, – сказал он, – остальные просто не были такие ловкие, как я.
Неистовствующий ветер на мгновение затих. Из-под двери послышалось жалобное повизгивание. Пенни вышел на порог. Рвун, как видно, нашёл себе сносное укрытие: перед дверью стояла старая Джулия, вымокшая и дрожащая. Быть может, и ей тоже было где спрятаться, но она жаждала не просто сухого места, а уюта. Пенни впустил её.
– Теперь впусти Трикси и Цезаря, – сказала матушка Бэкстер, – и всё будет так, как тебе желается.
– Ревнуешь к малютке Флажку? – сказал Пенни Джулии. – Ну что ж, ты была Бэкстером дольше, чем он. Входи сушись.
Джулия медленно помахала хвостом и стала лизать его руку. Джоди согрела мысль, что отец включил оленёнка в число членов семьи. Флажок Бэкстер…
– Вот уж не могу понять, как это вы, мужчины, можете столько нянчиться с бессловесной скотинкой, – сказала матушка Бэкстер. – Называть собаку собственным именем или спать в одной кровати вместе с оленёнком, как Джоди.
– Он не кажется мне животным, ма, – сказал Джоди. – Он просто кажется мне другим мальчиком.
– Да, но ведь это твоя кровать! Вот погоди, нанесет он тебе блох, вшей, клещей или не знаю чего там ещё.
Джоди был вне себя от негодования:
– Да ты взгляни на него, ма! Взгляни на его гладкую шкурку. Понюхай, как он пахнет, ма.
– Ещё чего.
– Он пахнет так приятно.
– Ну да, что твоя роза. А по-моему, мокрая шерсть – это мокрая шерсть, и ничего больше.
– А я вот люблю запах мокрой шерсти, – сказал Пенни.
Дождь барабанил по крыше. Под стрехами свистел ветер. Старая Джулия растянулась на полу рядом с оленёнком. Буря принесла тот уют, о котором мечталось Джоди. Он решил про себя, что загадает ещё одну через неделю-другую. Пенни время от времени выглядывал из окна в темноту.
– Льёт – жабе впору захлебнуться, – сказал он.
Ужин был щедрый: коровий горох, пирог с вяленой олениной, бисквитный пудинг. Все, что хоть отдалённо напоминало из ряда вон выходящее событие, вдохновляло матушку Бэкстер на дополнительную стряпню, как будто её воображение могло говорить только с помощью муки и жира для сдабривания теста. Из своих собственных рук она скормила Флажку кусок пудинга. Втайне ей благодарный, Джоди помог вымыть и перетереть посуду. Пенни улёгся спать вскоре после ужина: его силы быстро иссякли и восстанавливались только сном. В спальне горела свеча. Матушка Бэкстер принесла туда шитье, Джоди улёгся поперёк в изножье кровати. Об окно шипел дождь.
– Расскажи мне что-нибудь, па, – попросил Джоди.
– Я уже рассказал тебе все истории, какие знаю, – ответил Пенни.
– Нет, не все. У тебя всегда есть что рассказать.
– Ну что ж, вспоминается мне одна, я её тебе, кажется, не рассказывал, только это, собственно, и не история. Рассказывал я когда-нибудь о собаке, с которой я пришёл сюда, на наш остров? Которая умела по-настоящему размышлять?
Джоди подвинулся к нему поближе:
– Нет. Расскажи.
– Так вот, сударь, собака эта была частью поратая гончая, частью ищейка, а частью просто собака. У неё были длинные печальные уши чуть ли не до самой земли и такие кривые ноги, что она не могла бы пройти по грядке сладкого картофеля. Глаза у неё были этакие отсутствующие, со взглядом куда-то вдаль, и вот из-за этих-то рассеянных глаз я чуть было не продал её. Я, видишь ли, поохотился с ней немного и начал соображать, что ведёт она себя совсем не так, как все другие собаки, которых мне приходилось видеть. Она останавливалась прямо на середине следа дикой кошки или лисицы и ложилась. Первые раз или два, как она это сделала, я так и решил, что у меня попросту нет собаки.
Так вот, сударь, потом до меня стало доходить, что она знает, что делает… Джоди, мальчик, поди принеси мне трубку.
Заминка была несносна. Джоди был весь как на иголках. Он быстро вскочил и принёс трубку и табак.
– Полный порядок, сын. Садись-ка на пол или на стул и держись подальше от кровати. Всякий раз, как я говорю «след», ты так встряхиваешь кровать, что доски, того и гляди, разлетятся… Вот так-то лучше…
Так вот, сударь, какая это была собака, и пришлось мне самому разбираться, что это такое она выделывает. Ты, наверно, знаешь, как дикая кошка или лисица чаще всего одурачивает собаку? Она возвращается назад по своему следу. Да, сударь, возвращается назад по следу. У неё перед собаками преимущество, и она удирает во все лопатки, далеко отрывается от них. А что она делает потом? Поворачивается и бежит прямо назад по следу, бежит, сколько хватит духу, и всё время слушает собак. А потом сходит со следа под углом, так что след получается клином, вот как, знаешь, летают утки. Ну, а собаки бегут по первому следу, ведь он пахнет сильнее, потому как зверь пробежал по нему дважды, и так добираются до места, где след обрывается. Тут они начинают шнырять вокруг да около, скулят и, когда уже совсем не могут понять, что к чему, поворачивают назад и бегут обратно по следу. Конечно, они в конце концов находят развилок, откуда лисица или дикая кошка побежала в другую сторону. Но время потеряно, и в девяти случаях из десяти кошка или лисица пользуется этим и уходит. Так вот, что же, ты думаешь, делала эта лопоухая собака?
– Ну, рассказывай же.
– Она рассчитывала – вот что она делала. Она рассчитывала, когда зверь должен повернуть назад, прокрадывалась тихонько вперёд по следу, ложилась и ждала. И когда кума Лиса или кумушка Кошка, крадучись, возвращались назад, тут-то мой Дэнди и выскакивал на них. Иной раз, правда, он залегал слишком рано, и надо было видеть, как обвисали его длинные уши, когда ему становилось ясно, что он ошибся! Но вообще-то говоря, он рассчитывал правильно и поймал мне больше диких кошек и лисиц, чем любая из собак, которые были у меня до или после него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121