Синэ замучает ребят допросами просто так, чтобы себя показать, станет вызывать родителей, а это всегда производит плохое впечатление на соседей. Нет!
Однако Дуэн был настолько обеспокоен, что на следующий день, возвращаясь с работы, завернул в мрачный квартал Бакюс, где находились лачуги старьевщиков.
Старик Бляш при свете керосиновой лампы разбирал свое тряпье. Зимой и летом он носил два пальто, напяленных одно на другое; на уши у него была надвинута позеленевшая от времени шляпа, какие носят служители церкви. У старика была смешная рыже-черная борода, похожая на ежа. Он подстригал ее каждые две недели. Старик был до отвращения грязен, но человек он был добродушный и разговорчивый. Приход Дуэна обрадовал его: он вытащил бутылочку красненького из шкафа, и оба уселись около лампы.
– Я пришел к тебе по поводу этой проклятой лошади, – заговорил Дуэн, смущенно почесывая в затылке.
– По поводу лошади? – спросил изумленный Бляш.
– Ну да! Лошадь на колесиках…
Старьевщик с хохотом откинулся на спинку стула.
– А я не понял! – сказал он. – Я все собираюсь купить лошадь у крестьян в Лювиньи.
Дуэн рассказал только часть неприятностей, которые свалились на ребят, так как хотел поскорее перейти к единственному вопросу, представлявшему, по его мнению, интерес: откуда взялась эта лошадка?
– Вот теперь, когда ты навел меня на эту мысль, – ответил старьевщик, – я вспоминаю, что лошадь попала ко мне в руки довольно странным образом. Только предупреждаю, это не имеет никакого отношении к истории, приключившейся с твоим мальчиком… Знаешь Зигона, торговца бутылками? В прошлом году, в это же время, он сообщил мне, что наконец стали расчищать мусор в Малом Лювиньи – знаешь тот угол, который пострадал во время бомбардировки железнодорожных путей в сорок четвертом году? Там было много всякого хлама, и каждый мог брать что угодно. Вот я и поехал поглядеть, нет ли чего для меня. Но я опоздал. Все, что получше, унесли другие: не оставалось ни одной тряпочки, ни одного кусочка железа. Все же я стал искать. И что же ты думаешь, под грудой обломков я увидел маленькую звериную головку, которая смотрела на меня круглыми глазенками. Я сначала решил, что там собачка спряталась. Беру свой крюк, сдвигаю камни в сторону, и – бац! – голова катится мне под ноги. Это была голова картонной лошадки. Ее начисто срезало, как бритвой! По-видимому, осколком бомбы. Я осторожненько расчистил место и нашел туловище. Оно лежало под грудой мусора. Вот не поверишь, а меня прямо передернуло… «Давай, думаю, пошарю еще немножко и, верно, найду малыша, который на этой лошадке катался». Я как раз кончал вытаскивать колеса, как вдруг появляются каких-то два парня – руки в карманах, рожи мерзкие, глаза противные, жульнические! Один был ростом повыше и говорит мне: «Валяй, валяй! Не стесняйся! Будь как дома! Уходя, положи ключ под коврик!» Но я, знаешь, таких парней не больно испугался. Я его отправил прямо к черту. А он даже не рассердился. «Тебе это может показаться странным, – он мне отвечает, – а ведь лошадка-то раньше была моей, когда дом стоял целый…»
– Ну что бы ты сделал на моем месте, Дуэн? Я ему сразу предложил забрать лошадь и здорово его этим рассмешил. «Ну, что ты! – говорит он. – Не стоит! Теперь она мне уже ни к чему. Я теперь на четырех колесах катаюсь, так оно скорее!» Тут-то я ему и говорю, прямо в глаза: «Я знал всех детишек в Малом Лювиньи. Должно быть, я и тебя знал. Как тебя звать-то?» Что-то не понравился ему мой вопрос. Да и товарищу его тоже. «Занимайся-ка ты лучше своими делами, – говорит он мне. – Забирай лошадь и катись отсюда подальше… „Они ушли по дороге на Понсо, а мне все-таки удалось вспомнить имя этого молодчика. Некий Малляр, его родители содержали кафе „Спорт“ в Малом Лювиньи. У него всегда рот был разинут и морда набок. Можешь мне поверить, с годами мерзавец не похорошел! И вот что я знаю наверняка: его искала полиция по делу о вооруженном грабеже. Он, верно, полагал спрятаться на старом пустыре, а может быть, и еще новое дельце задумал в наших местах. Во всяком случае, он сюда заявился на свою беду.
– А что? – спросил Дуэн.
– А его взяли в прошлый четверг около вокзала. Инспектор Синэ тоже не забыл его!
Дуэн провел рукой по лицу: у него закружилась голова от красного вина и от рассказа старого Бляша. Он уже пожалел, что пришел к старьевщику. Ему всего только и удалось узнать, что ребятишки катаются на картонной лошадке, которая украшала детство закоренелого преступника. Веселенькое открытие!
– А голову-то я для тебя приберег, – продолжал старьевщик. – Она, верно, здесь где-нибудь валяется, среди барахла…
– Какую голову? – изумился Дуэн.
– Да этой клячонки, черт возьми! Я старался как-нибудь ее приклеить, но она не держалась. А все же она твоя, можешь ее взять… Малыш будет рад.
Бляш пошел, пошарил в углу и вернулся с вещью, которую Дуэн сразу узнал, хотя никогда раньше не видел. Ну конечно, это была голова той лошадки! Она была вся белая, немного, впрочем, порыжевшая с правой стороны, с розовыми, широко открытыми ноздрями, с оскаленными зубами, с пристальными, яростно смотревшими глазами и с остатками полусожженной черной гривы. Старьевщик завернул ее в газету и отдал Дуэну, после чего приятели выпили еще по стаканчику и попрощались.
„Вот так история!“ – думал Дуэн, возвращаясь домой и проходя мимо вокзала. Пыхтение паровозов и торопливое мигание сигналов на Сортировочной направили его мысли по привычному руслу. Нет, он никому ничего не скажет, пусть дети продолжают веселиться, как веселились. А что касается незнакомцев, да просто они какие-то сумасшедшие, вот и всё!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37