Ошибся ли он, подбирая себе соратников, или не так повел себя с ними, как надо было? Видят боги: вся беда в том, что нет общих целей, помыслов, а значит, и единства быть не может.
– Старейшины пришли ко мне от родов своих? – спросил Волот. – Или как послы от всего народа?
– Как послы от всего народа.
– Тогда слушайте, что скажу.
Князь был решителен, видимо, надумал сказать что-то очень важное и весомое, но не успел промолвить и слова, как у ворот поднялся такой шум, что Волот вынужден был прервать свою речь. Он открыл дверь и спросил:
– Что случилось?
– Прибежал от капища волхв, говорит, жреца Жадана убили.
– Когда и кто убил?
– Татьба, рассказывает, произошла ночью, никто ничего не знает. Жреца нашли в его доме с перерезанным горлом.
Вот оно что!
– Велите этому волхву зайти ко мне.
Волот решил: необходимо, чтобы тот, кто принес страшную весть, рассказал все при старейшинах. Слушал внимательно и наблюдал – волхв только поражен увиденным или причастен к татьбе? Вроде не причастен, а все же почему так испуган? Ползает на коленях перед князем и даже перед старейшинами.
– Кто был перед этим у Жадана?
– Не ведаю, княже.
– А возле жилища Перуна?
– К обители и требищу идут все.
– Ночью был кто-нибудь?
Волхв задумался: на самом ли деле вспоминал или только делал вид, что вспоминает?
Князь подождал, а потом снова обратился к свидетелю неслыханной в их земле татьбе.
– Волхв давно знал Жадана?
– Давно. С тех пор, как Жадан стал жрецом при капище Перуна.
– И все время был при капище?
– Да.
– Так кто же бывал у Жадана если не сейчас, то раньше? Кто вел с ним тайные беседы?
Князь не просто спрашивал – допрашивал, склонившись перед коленопреклоненным вестником, и этот допрос заметно встревожил волхва: сначала на его лице отразилось удивление, потом он сник и опустил глаза.
– Богданку сюда! – повелел князь.
Когда же пришел сын и всем своим видом дал понять, что перед ним тот самый человек, который оповещал о тайном сговоре Жадана с воеводой Вепром, Волот решил при старейшинах не принуждать волхва рассказывать все, что говорил он Богданке. Приказал сыну запереть его в подвал и стеречь как зеницу ока. Убедившись, что сын исполнил все как нужно, повернулся к старейшинам и сказал:
– Хотят ли послы народа тиверского знать, что нужно делать, чтобы победить лихолетье?
– Хотят, княже.
– Тогда слушайте, что скажу вам: прежде всего мы должны самоочиститься.
Он мог бы призвать в свидетели самих богов: перед ним старые и мудрые люди, а не понимают его. Смотрят и молчат.
– Разве мы не очищались?
– Перед богами – да. А сами перед собой? Это правда: земная благодать – награда неба. Но правда и то, что и небо может исчерпать свои щедроты, если они попадают к нечестивым в мыслях и деяниях своих, становятся достоянием алчущих и жаждущих. Поэтому и говорю: уповать на богов надо, однако и самим надо очищаться, хотя бы время от времени.
– Князь советует…
– Советую начать самоочищение с суда над татями, которые лишили жизни жреца Жадана. Согласны ли с этим старейшины?
– Да. Дело справедливое, пусть будет так.
– Тогда надо сзывать вече и начинать суд.
Это было такое вече, на которое сходится весь окольный люд, и очень быстро. Потому что резво бежали кони поселянских гонцов, но еще стремительнее распространялся слух: мало Тивери божьей кары, началась и человеческая, в Соколиной Веже убит Жадан. Единственный из волхвов, который удостоился быть жрецом при капище Перуна, стал наравне с князем посредником между богом и народом. Кому-то, вишь, не понравилось, что у Тивери теперь два посредника, кто-то поднял руку на хранителя божьей обители, и это злодеяние, поговаривают, разгневало князя. Нашел в себе силы, подорванные смертью жены, взбодрился духом и стал на сторону обездоленного народа – ищет ему спасение от мора и голода. А чтобы никто не мешал этим добрым намерениям, начинает с суда над татями.
Кого оставит безучастным такое событие? Поэтому и спешит народ в стольный город. Едут конные, идут пешие, большей частью – целыми селениями. Многолюдно на дорогах. И шумно. Идут не только мужи, чей голос будет иметь вес и силу на вече, идут и отроки. Одни – чтобы присмотреть в дороге за стариками, другие – за конями, третьи – и в помощь, и в науку к старшим. Ведь сами станут когда-то мужами, а если дойдет до раздора между одной и другой сторонами веча, их сила и задор ох как понадобятся.
Не сидел и князь в Соколиной Веже. Сразу же после разговора со старейшинами возвратился в Черн, собрал под свою руку дружинников, которые были в городе и за его пределами, и, убедившись в надежности своей силы, позвал волхва, который известил о смерти Жадана.
– Как зовут тебя, достойный муж?
– Малые достоинства у того, княже, кто оказывается по твоей милости в темнице.
– Не говори так. Не всякий отважится постоять за правду и заступиться за праведных. Надеюсь, не будешь отрицать, что не кто иной, а ты пришел в свое время к княжичу Богданке и велел ему, сославшись на высшие помыслы, идти ко мне и предостеречь перед тем, как брать жребий: не с богом – с Вепром был у Жадана разговор о том, что нужно послать род княжий на огонь.
– Да, это был я.
– Зачем же унижаешь себя теперь и не признаешь достойным?
– Потому что не довел своего достойного намерения до конца.
Князя как раз это и интересовало.
– А и в самом деле, почему пошел к сыну и ему поведал о сговоре, а не мне?
– Потому что у князя меня увидел бы кто-нибудь и выдал. Сын же, думал я, и без меня сделает все, что следует сделать.
– А о том, что Богданке, как моему сыну, никто не поверит, и не подумал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152