– Так смотри слушайся его и ни на шаг от гурьбы, слышала?
– Слышала, мама. Отчего не слышать?
Миловида со всем сегодня готова соглашаться и со всеми. А с мамой и подавно. Потому что она только предостерегает строго, а сама вон какая мудрая да ласковая. Не испугалась отца, когда прикрикнул в ответ на их щебетанье: «До Купалы – не сметь!»
И день, и два, и неделю молчала, пока не пришло подходящее время. Тогда и заговорила. Не настаивала и не ссорилась, как бывает у других, тихо и спокойно сказала:
– Зачем упорствуешь, Ярослав? Миловидка не нанизала себе еще столько лет, сколько имеет пальцев на руках и ногах, однако сам видишь, встретила и полюбила молодца, а он – ее. Запали один другому в сердце, так зачем же им страдать врозь, не быть уверенными, рождены для любви или нет, будут жить, словно голубей пара, или разлетятся?
– Рано, Купава, – сопротивлялся отец. – Говорю тебе: слишком рано, пусть и думать об этом не смеет.
– Разве я настаиваю, чтобы брала с ним слюб? Говорю же, пусть только пойдет и наречется ладой. Молодец вон какой хороший да пригожий, разве он похож на обманщика?
– Ходила уже к нему, сам посылал.
– Посылал, чтобы спровадила. Она и спровадила его, а теперь воском тает от раскаяния, а еще оттого, что присохла сердцем. Где там еще лето? Или тебе не жаль своего дитяти?
Говорила и говорила себе, ловко защищала дочку, батюшка как ни крутил, а согласился:
– Пусть будет, как хотите со своей дочкой. Но смотрите мне: если дойдет до преждевременного слюба, с обоих шкуру спущу.
Ой, такое скажет!.. Может ли Миловидка позволить себе не слушаться маму и отца, заставить страдать из-за себя?
Посматривала на сшитые новые сапожки, на пеструю плахту, тканную мамиными руками. Видела, какая она стройная и гибкая в тунике белой, подпоясанной шелковым пояском, и крутилась-вертелась перед мамой.
– Пригожая я, матуся, красивая?
– Как пчелка золотая, солнцем освещенная.
По голосу слышала, по лицу маминому видела: правду говорит. Да и сама понимала, что такой красивой и пригожей еще не была. Если Божейко там, в Черне, углядел ее, то тут, на празднике Ярилы, увидев, потеряет голову. Все точно будет, как говорит, ой будет!
И все же это – потом, вечером или ближе к вечеру, когда соберутся на лугу встречать Ярилу. А сейчас Миловидка пойдет с подругами в поле, на опушку леса искать ряст. Голубой ряст – признак начала весны. Когда он пробивается к свету, тогда в Выпале празднуют приход Ярилы. Так было издавна, говорила мама, так и должно быть.
Добромира не одна зашла за Миловидой, с нею была целая гурьба девушек. А пока вышли за городище, собрался целый цветник. Да и цвели, как мак в огороде: алым и белым, синим и белым, розовым или только белым. Переговариваются громко, а смеются еще громче. Любуются своими нарядами, насмешничают над кем-то, и так звонко и весело, что сердце от радости замирает. Не была бы Миловидка самой младшей среди них, тоже смеялась бы и звенела колокольчиком. Но самой младшей не годится так себя вести. Поэтому улыбается только глазами, теплыми, наполненными светом, словно море солнцем, да отвечает, когда спрашивают, устами медовыми.
Когда вышли за городище, остановились у леса, старшая разделила девушек на ватаги, определила главных и стала советовать, куда кому идти, какой знак подать, если найдут ряст. Девушки отправились на поиски, сразу же и запели:
Ой весна, весна да весняночка.
Где твоя дочка да наняночка?
Где-то в садочке шьет сорочку,
Шелком ее вышивает,
Своему ладоньке посылает…
Люди добрые! Какие вы милые и славные нынче! Как рада вам Миловида! Была бы рана – к ране бы приложила, была бы радость – все до капли разделила бы с вами. Таких нельзя чуждаться, с такими веки вечные хочется жить. А должна будет уйти когда-нибудь… Чувствует сердцем: заберет ее Божейко. Придет вот так, скажет: «Пойдем», – и пойдет, не посмотрит и не испугается, что там чужие люди и чужая семья. Ой боженьки! Да что ж это за сила такая, которая бушует и бушует в ней, ни на минуту не дает забыться?
Погрустнела, задумавшись, и не сразу услышала, когда и почему смолкла песня. Лишь тогда оставила поиски и оглянулась, когда кто-то из подруг крикнула:
– Смотрите: вроде нашли уже ряст!
Никто не принуждал их. Сами радостной волной помчались через поле. Бежали быстро и долго, еле отдышались. Но когда увидели ряст, мамочка родная, какой визг подняли, какую радость выпустили гулять по свету! Было ведь от чего. Это ж мать Лада подала самый верный знак: настала весна, время щедростей и благодати великой – для земли, для людей и скотины. С сегодняшнего дня зазеленеет в лугах трава, пробудится засеянная озимыми нива, овечки, коровки найдут себе пропитание, дадут приплод, хорошее молоко. А люди… Для людей Лада расщедрится еще больше: позаботится о том, чтобы уродились на полях высокие хлеба, в сердцах поселит радость и стремление к любви, к миру-согласию в семьях, между родами и землями.
Звенели и звенели звонкие девичьи голоса. Наконец все взялись за руки и стали водить вокруг ряста хоровод:
Благослови, матушка, Весну позвать,
Ой, Лада, матушка Лада!..
– Все видели этот голубой цветок? – спрашивает старшая.
– Все!
– И знаете, что это ряст?
– Да.
– Подтвердите это?
– Подтвердим!
– А теперь топчем ряст!
Девушки бросились на то место, где был цветок, стараясь стать на него ногой, и стали приговаривать:
– Топчу, топчу ряст. Дай, боже, потоптать и следующего лета дождаться!
Приближалась ночь, и в душе Миловидки все неотступнее рождалось сомнение и опасение: будет ли на празднике Ярилы Божейко? Хоть бы пришел. А то что ж за праздник, если он возьмет и не объявится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152