То ли мало ромеев было на линии обороны, то ли испугались от неожиданности, только воины князя, едва сойдясь с ними, сразу почувствовали, что одолевают противника. А где уверенность, там и сила, а где сила – быть победе.
– Княже! – остановился, заслоняясь от ромеев щитом, Боривой. – Сотенного головной сотни убило. Дружинники хотят знать, кто займет его место?
– Ты, Боривой.
Отрок не торопится сказать «согласен» и не спешит уйти.
– Слышал, что сказал? Становись во главе сотни и веди на ворота. На тех, кто напирает сбоку, не обращай внимания. Мы их возьмем на себя. Твоя обязанность – пробиться и открыть ворота.
– Слушаю, князь!
Был – и уже нет. А сеча продолжается. Забрало вблизи ворот уже тиверское, но к воротам все не пробиться. Ромеи опомнились, стали перед славянами стеной. Их рубят, колют, пробивая щиты, а они не отступают. Но вот новый предводитель головной сотни крикнул что-то своим тиверцам и первым прыгнул со ступеней, которые вели с забрала, на землю, а на земле, выставив впереди себя щит, кинулся в гущу ромеев, растерявшихся от такой отчаянной смелости.
Вслед за Боривоем и остальные воины, и пошатнулись ромейские ряды, а пошатнувшись, сломались. В одном месте, в другом… А то, что ломается, трудно собрать воедино, тем более что тиверцы все прыгали и прыгали с забрала, напирали мощно, дружно. Когда же наконец открылись ворота и туда хлынула в город пешая и конная лавина, об обороне Анхиала и всех, кто был в нем, нечего было и думать.
Князь сидел на коне, сидели лучшие из мужей его…
– Вперед, витязи! – Волот указал мечом туда, где бушевал людской водоворот. – Анхиал – богатый город, а еще богаче пристанище. Возьмете его – на сутки отдаю его вам!
…Может, и повелел бы князь Волот дружине: «Хватит!» Но не мог нарушить данного во время боя слова: «Возьмете его – на сутки отдаю его вам». А раз не мог, то что же оставалось делать?.. Сидел в уцелевшем доме какого-то ромейского вельможи и ждал, когда закончатся дарованные воинам сутки. А чтобы ожидание не казалось наказанием, велел раздобыть ромейского вина, созвал мужей-однодумцев и принялся коротать эти сутки в хмельном веселье, чтобы не слышать криков, которые господствовали в городе.
И все же шум проникал и сквозь стены. С одного двора долетали угрозы и пьяное пение, с другого – чья-то ругань, с третьего – плач, а то и мольба, крики о помощи. У одного забирают дочь, а она кричит на всю округу, умоляет родных, соседей защитить ее; кто-то лишился имущества или потерял солиды и проклинает татей; кому-то приглянулась чужая жена – и плачет вся семья.
Первыми пришли на зов князя Волота Вепр и Стодорка, за ними – предводители уличей и дулебов, а уж потом – Гудима с мужами-полянами.
– А что, княже, – с порога промолвил полянин, – может, на Анхиале и завершится наш поход в ромейские земли?
– Это почему же? После такой удачи и возвращаться назад? Мы не об этом, кажется, договаривались, когда выступали за Дунай.
– А я, признаюсь, шел сюда и думал: князь Волот для того и собирает предводителей славянских воинов, чтобы сказать: отходим.
– У воеводы есть причины так думать?
– Боюсь, что вперед идти уже не сможем. Видел ли князь, что творится в городе?
Волот замолчал, чувствовал: сейчас ему скажут то, что говорил уже сам себе.
– Кое-что видел, а еще больше слышал и сейчас слышу. Однако остановить воинов не могу. Я обещал им этот город, и обещал в самую трудную минуту.
– Обещание – закон, я понимаю. Но все же подарком твоим воины наши пользуются слишком щедро. Не говорю уже о том, что каждому разрешено делать дозволенное и недозволенное. Теперь возы в обозе нашем будут загружены не ратной поклажей, а имуществом горожан и ромейскими девками.
– С какой стати девками?..
– С той, княже, что красивые у ромеев девки. В жены их берут наши отроки. А еще увязывают товар ромейский, как приданое женам своим. Поэтому и спрашивают: далеко ли пойдем с таким обозом? Сможем ли и дальше взяться за мечи и стать на сечу, если придется сразиться по-настоящему?
Гудима не упрекал князя за то, что происходит в славянских ратях, скорее советовал, но князю во всем слышался упрек, и он не знал, что ответить Полянскому предводителю. Успокоить?.. Выйдем, мол, из Анхиала – разберемся и наведем порядок. Или, может, протрубить поход и этим положить конец своеволию в завоеванном городе? Но что скажут воины, если раньше времени увести их из города? Что их князь бросает слова на ветер? Что он тогда лишь добр и щедр, когда это нужно ему?..
– Раз есть такое беспокойство и такие упреки, – князь бросил взгляд на Идарича, – давайте подумаем вместе, как быть дальше.
– А никак, – высунулся вперед такой же отчаянный в словах, как и в сече, Вепр. – Полянский муж правду сказал, обещанное – закон. А если так, отрекаться от обещанного негоже. Это во-первых. А во-вторых, почему мы так добры к ромеям и жалеем их? А разве ромеи жалели нас, когда приходили? Велико диво: отроки берут ромейских дев себе в жены. А как ромеи брали наших дев и делали рабынями? Брали и торговали ими на торжищах…
– На то они и ромеи, – спокойно, однако твердо возразил Гудима. – Поэтому у них и слава своя – людоловы и работорговцы. Уж если пошли все вместе, всеми славянскими родами, то и обычаи должны соблюдать всеславянские, а не только тиверские. Так ли я говорю? – обратился к Идаричу…
Идарич не торопился с ответом.
– Что-то так, а в чем-то ты неправ, – отозвался наконец. – Что воины обленятся, потеряют воинственный пыл, нахапав девиц и имущества ромейского, это правда. Однако правда и то, что забирать у них награбленное, тем более запрещать им быть хозяевами во взятом городе тоже не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152