Вся вселенная застыла, наблюдая за человеком, оправдывавшим
существование рода человеческого своим стремлением искупить
собственную вину и обретающего в том славу.
Он вошел в проем двери, безостановочно ударяя в гонг и
пытаясь справиться с напором той силы, что таилась внутри. Вся
преисподняя была разверста перед ним той чудовищной тварью, чью
самую последнюю твердыню пытался он взять приступом. Все
Молчание вновь собралось в этом зале, загнанное обратно
непобедимой силой Звука, Звука, слившего в себе все звуки и
шумы Земли и заключенного в гонг рукой мастера, давным-давно
покорившего и Звук, и Молчание.
И тут Молчание собрало все свои силы для одного последнего
удара. Преисподние беззвучного холода и бесшумного пламени
окружили Кулла. Ему противостояла тварь стихийная и
вещественная. Кутулос говорил, что Молчание было лишь
отсутствием звука. Тот самый Кутулос, который теперь корчился
во прахе и стенал, заглянув в глаза пустому ничто.
То было нечто большее, чем отсутствие. То было отсутствие
настолько полное, что оно стало присутствием. Абстрактная
иллюзия, ставшая вещественной реальностью. Кулл пошатывался,
слепой, оглушенный, немой, почти потерявший сознание под
напором космических сил, сокрушающих его душу, тело и разум.
Скрытый змеящимися щупальцами, звук гонга вновь начал замирать.
Но Кулл не прекращал ударов. Его измученный мозг раскалывался,
но он уперся ногой в порог и мощно рванулся вперед. Он ощущал
сопротивление твари, подобно волне плотного огня, более
горячего, чем пламя, и более леденящего, чем лед. И все же он
продолжал рваться вперед и чувствовал, что она уступает.
Уступает...
Шаг за шагом, фут за футом, пробивался он в эту залу
смерти, гоня Молчание пред собой. Каждый шаг был вопящей,
демонической пыткой. Каждый фут был разверзающимся Адом. Из
последних сил, ни на миг не прекращая бить в гонг, Кулл теснил
врага, и на лбу его проступала кровь и капала с лица.
За ним люди начинали приходить в себя, слабые и охваченные
головокружением после Молчания, вторгнувшегося в их мозг.
Остолбенев, смотрели они на дверь, где их царь вел свой
смертный бой за Вселенную. Брул слепо полз вперед, таща за
собой свой меч. Он все еще был оглушен, и его вел лишь слепой
инстинкт, принуждавший его следовать за царем, даже если бы
этот путь вел в Ад.
Шаг за шагом Кулл теснил Молчание, чувствуя, что оно
становится все слабее и слабее, ощущая, как оно уменьшается.
Теперь звук гонга был слышен вновь, и он рос и рос. Он заполнял
залу, землю, небеса. Молчание отступало перед ним, и когда оно
сгустилось до предела, оно приобрело жуткий облик, который Кулл
узрел, и все же не мог рассмотреть. Его руки онемели, но
последним усилием он участил свои удары. Теперь Молчание
забилось в темный угол и съеживалось. Ну, последний удар! Все
звуки Вселенной слились в одном ревущем, вопящем, потрясающем,
всеобъемлющем взрыве звука! Гонг разлетелся на мириады звенящих
осколков. И Молчание возопило!
Сим топором буду я править!!
1. "Мои песни -- что гвозди для царского гроба!"
-- В полночь царь должен умереть!
Говоривший был высоким, худым и смуглыми. Кривой шрам у
рта придавал ему весьма зловещее выражение. Люди, слушавшие его
с горящими глазами, кивнули. Их было четверо. Первый -- толстый
коротышка с робким выражением лица, безвольным ртом и бегающими
глазами. Второй был волосатым великаном, хмурым и простоватым.
Третий, высокий и гибкий мужчина в одежде шута, поблескивал
ярко-голубыми глазами, в которых горел огонек безумия, а
четвертым был коренастый карлик,невероятно широкоплечий и
длиннорукий.
На губах говорившего появилась ледяная улыбка.
-- Дадим обет. Поклянемся клятвой, которая не может быть
нарушена -- Клятвой Клинка и Пламени! О, я конечно верю вам. И
все же будет лучше, если у нас появится уверенность друг в
друге. Я заметил, что иные из нас дрогнули.
-- Тебе легко говорить, Ардион. -- прервал его толстый
коротышка. -- В любом случае ты лишь отверженный изгнанник, за
голову которого назначена награда. Выиграть ты можешь все, а
терять тебе нечего. В то время, как нам...
-- Есть что терять, но зато выиграть вы можете куда
больше. -- ответил отверженный невозмутимо. -- Вы призвали меня
из моего горного убежища, дабы помочь вам свергнуть царя. Я
обдумал замыслы, расставил силки, наживил приманку и готов
прикончить добычу. Но я должен быть уверен в вашей поддержке.
Поклянетесь ли вы?
-- Кончайте с этими глупостями! -- воскликнул человек с
безумными глазами.-- Да, мы принесем клятву на рассвете, а
вечером свергнем царя! "О, громы колесниц и шелест крыл
стервятников!"
-- Побереги свои песни для другого раза,Ридондо, --
рассмеялся Ардион. -- Время для клинков, а не для стихов.
-- Мои песни -- что гвозди для царского гроба! --
воскликнул певец, взмахнув длинным тонким кинжалом. -- Слуги,
принесите сюда свечу! Я первым принесу клятву!
Молчаливый и угрюмый раб принес длинную тонкую восковую
свечу и Ридондо проколол себе запястье так, что пошла кровь.
Один за другим остальные четверо последовали его примеру, держа
свои порезанные запястья так, чтобы кровь не капала с них.
Затем, соединив руки кругом над зажженной свечой, они повернули
их так, чтобы кровь начала капать на пламя. Пока свеча шипела и
трещала, они повторяли слова клятвы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63