Может быть, прибыли юнцы с трупом? Женщина раздраженно закричала в ответ, связь прервалась. Но мне ее раздражение показалось притворным, скорее всего они сговорились создать впечатление, будто между ними нет согласия.
Интересно, чем она привлекла на свою сторону охранников? Допустим, у нее была цель — отомстить за изнасилование. Но это случилось так давно, и трудно даже вообразить, будто ей лишь сейчас удалось наконец уломать сообщников. Может быть, брань, с которой главный охранник набросился днем на юнцов, разожгла их гнев? Форменная одежда — спортивные трусы, коротко стриженные головы, занятия каратэ, полная согласованность действий… если заставить таких действовать против воли, жди мятежа. Мне говорили, ими верховодит юноша (сын больничного садовника, страдающего базедовой болезнью), — заняв положение лидера, он не терпит постороннего вмешательства. Главный охранник сперва показался мне человеком замкнутым и недоверчивым. Но теперь я понимаю: впечатление это возникло из-за его необщительности, часто свойственной инженерам, он был скорее неловким, даже в чем-то ограниченным человеком и, кроме обеспечения системы подслушивания и расширения сбыта кассет, держал в голове одно — завоевать благосклонность секретарши. Я общался с ним всего два дня, и мне, право, жаль, что нам не удалось сойтись поближе.
Его мягкое кресло вращалось тихо, без малейшего шума. Честно говоря, меня охватил страх. Еще страшнее стало потом, когда я узнал, что все было сделано отнюдь не по указанию заместителя директора. Как теперь рассказать этой бедной девочке из восьмой палаты, судорожно сжавшей тонкие сухие губы и что-то беззвучно шепчущей во сне, о трагической судьбе ее отца? Как бы там ни было, но с превратившимся в жеребца заместителем директора я не позволю ей встречаться, нельзя допустить, чтобы они встретились.
Жеребец упрекал меня: слишком, мол, я тяну с записками, напрасно трачу время. Но это вполне естественно. Могу ли я написать о подобном безумии и никого не задеть? Меня вынуждают подтвердить алиби жеребца, но должен ли я это делать? Нет, меня теперь голыми руками не возьмешь.
Трудно поверить, но, по-моему, я сейчас близок к тому, чтобы взять власть в клинике в свои руки. Наутро после убийства состоялось чрезвычайное заседание Совета, и я был единогласно назначен главным охранником. Решение это еще не успели оформить официально, но секретарша по собственному почину вернула моему халату споротые черные полосы — всего их теперь три, — и все убеждены, что я таковым являюсь. Я не чувствую ничего, кроме страха и обреченности, овладевающих мной при виде того, как огромная система подслушивания, неустанно поглощающая все новую и новую информацию, функционирует по-прежнему, хотя больше никто не управляет ею. Какие только типы не попадаются здесь среди больных: одним система эта доставляет какое-то извращенное удовлетворение — перед невидимыми подслушивающими устройствами они без конца предаются безжалостному саморазоблачению; другие, прикрепив ультракоротковолновый передатчик к телу, превращаются в источник звуков, воспроизводящих во всеуслышание их естественные отправления. За каких-то три дня, проведенных у ретрансляторов, я познакомился с сотнями подобных индивидуумов — мужчин и женщин.
Я еще не постиг, как пользоваться всей полнотой своей власти. Но именно эта власть скоро позволит мне заставить любого в клинике пресмыкаться передо мной. Бывший главный охранник, как мне кажется, не отдавал себе в этом отчета, а ведь никаких особых мер предпринимать и не нужно — власть есть власть. Каждый станет ловить выражение моего лица, а я, отвернувшись, постараюсь скрыть его — этого будет достаточно. Отныне мне докладывают повестку дня заседаний Совета. Не заставили себя долго ждать и осведомители, и анонимные письма.
Вот и сегодня во время перерыва у входа в столовую один коллектор передал мне отпечатанную на множительном аппарате листовку. Коллектор — это соглядатай с высокочувствительным ультракоротковолновым приемником за плечами, он ловит случайные радиопередачи. Поскольку стало обычаем вделывать миниатюрные передатчики в стены домов, в туалетные столики, в подошвы туфель и ручки зонтов, собирать поступающую от них информацию удобнее всего, передвигаясь по территории клиники, — это позволяет принимать определенную ее часть, которая из-за особенностей расположения некоторых передатчиков ускользает от централизованного наблюдения, ведущегося из кабинета главного охранника. В первую очередь речь идет о комнатах в подземных этажах железобетонных зданий, не имеющих выхода наружу, или специальных хранилищах, выложенных оцинкованными или стальными листами. Именно такие места — «охотничьи угодья» коллекторов. Да и сам покойный главный охранник, когда к нему как к инженеру обратилась за помощью лаборатория лингвопсихологии, был одним из обыкновенных коллекторов, а затем уже, после начала эксперимента, он заключил контракт с четырьмя или пятью самыми умелыми коллекторами и стал получать от них магнитофонные записи. Хотя подслушиванием занимается каждый, кому не лень, только к коллекторам относятся с неприязнью, как к тайным осведомителям. Такова оборотная сторона власти.
В листовке не было ничего особенного. Верхняя половина была заполнена штриховым рисунком. Черный шар с множеством дыр, и в каждой — голова. Шар, судя по всему, вращается, и центробежная сила вытолкнула наружу туловища человечков в самых естественных позах. Один бежит, другой печатает на машинке, третий устроился на унитазе, четвертый погружен в вязание кружев… рисунок в целом напоминает то ли старинную мину, то ли клубок сплетенных тел с общей огромной головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53