Так просидел он дней десять. Не пил, не ел. Подкрались, подсмотрели. Он сидел, закрыв глаза, спал.
Однажды утром он встал. Вдруг какая-то молоденькая девушка вошла к нему, подняв занавес. У нее были светлые глаза и блестящие белые зубы – красота такая, что прямо светила на людей.
– Всю ночь, – смеялась она, – топтала я свои башмаки. Устала страшно. Но ты меня опутывал и тянул неотступно, так что я пробежала больше сотни верст и наконец добралась до хорошего дома!
Даос привел ее в дом студента, дал ей войти и передал ему из рук в руки.
Когда свернулись сумерки, пришла Сяосе. Дева быстро вскочила, бросилась ей навстречу, обняла ее и вдруг слилась с ней в одно существо, которое грохнулось наземь и вытянулось.
Даос вышел из своего помещения, сделал знак приветствия и быстро удалился. Студент с поклонами его проводил. Когда же вернулся, дева уже ожила. Подняли ее, положили на кровать. Дух и тело стали понемногу расправляться. Только все держалась рукой за ногу, стонала и говорила, что у нее боли в ноге. Наконец через несколько дней она уже могла подниматься.
После этого студент прошел на экзамене в «проведенные по спискам» … прошел на экзамене в «проведенные по спискам» – то есть в первые чины.

. Некий Цай Цзыцзин был с ним в одной группе, зашел к нему по делу и остался на несколько дней. В это время вернулась от соседей Сяосе. Цай, пристально на нее воззревшись, быстро побежал ей наперерез. Сяосе посторонилась и старалась от него убежать, вся сердитая от подобного легкомысленного приставания.
– Вот что, – заявил Цай студенту, – у меня есть к вам дело… Боюсь, оно сильно напугает вас, когда вы услышите… Можно говорить или нет?
Студент стал расспрашивать.
– Дело, видите ли, в том, – отвечал Цай, – что года три тому назад у меня в раннем возрасте умерла младшая сестра. Прошло две ночи, и вдруг тело ее пропало. Так до сих пор мы ничего не могли понять, думали, думали… И вдруг я увидел вашу супругу… Откуда такое глубокое сходство, скажите?
– Моя горная колючка Моя горная колючка – то есть вежливо-уничижительно: моя жена.

, – засмеялся студент, – груба, неудачна… Стоит ли сравнивать с вашей сестрицей? Впрочем, раз уж мы товарищи по группе, чувства у нас должны быть самыми близкими. Что помешало бы отдать даже жену с детьми?
С этими словами он вошел в комнаты и велел Сяосе принарядиться и выйти к гостю. Цай был страшно поражен.
– Серьезно говорю – это моя сестра!
И заплакал.
Студент рассказал всю историю от начала до конца. Цай повеселел.
– Ну, раз ты, сестричка, не умерла, то мы с тобой поскорее поедем домой, утешим строгого и милостивую … утешим строгого и милостивую – то есть отца и мать.

.
И уехал с ней.
Через несколько дней явилась вся семья, и с той поры установили отношения вроде тех, что были с Хао.
Историк этих странностей скажет здесь так:
Красавицу, в мире исключительную, – одну и то трудно сыскать… Как это вдруг он достал сразу двух? Такую вещь увидишь разве один раз в тысячу лет, и случиться она может лишь с тем, кто не бегает к девчонкам зря.
Даос – святой, что ли? Откуда такая божественная у него сила?
Если такая сила есть, то сойтись можно и с уродливой бесовкой.


Странные истории


ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА




Настоящий сборник рассказов Ляо Чжая непосредственно продолжает собою два предыдущих я не нуждается в особых предисловиях. Однако для читателя, не знакомого с предыдущими сборниками, выпущенными, кстати, позже, чем были готовы переводы, вошедшие в настоящий сборник, может быть полезным знать вкратце нижеследующее.
Эти рассказы, написанные, вероятно, в начале XVIII века, но получившие распространение не ранее конца того же века, написаны в оригинале китайским классическим языком, демонстративно отдаленным от разговорного. Поэтому и перевод их есть лишь перевод приблизительный, особенно в диалогической части, ибо русский язык не знает непроизносимого, вернее неслышимого, литературного языка.
Фантастика, составляющая все содержание этих «Записок о странных вещах» (Ляо Чжай чжи и), является тем не менее лишь фоном для произнесения приговора над характерами и действиями выведенных в рассказах лиц – приговора, идущего исключительно из идеологии Конфуция. Эти рассказы, таким образом, являются типично китайскими не только по фабуле и обрисованной ею обстановке, но и по самому ценному для историка литературы и всякого просвещенного читателя – по оригинальной оценке такого же оригинального материала.
Вкратце вся идеология Ляо Чжая может быть представлена так. Человек, особенно ученый, литературно образованный и сам литератор, не может создать своего земного счастья, ибо удел этого счастья отчасти предписан фатумом, отчасти зависит от его собственной личности, так что он может принять в себя от счастья только то, что в состоянии хранить. Он, как сосуд, вберет в себя и выдержит только то, что ему положено. Счастье же, как нечто незаслуженное и немыслимое, может вывести из человеческих ограниченностей только человека особого, с неограниченно великим духом. Мелкий, дюжинный человек пройдет мимо него, упустит его, даже не заметив, что оно к нему приходило.
Однако, поскольку дело касается личности, ученый, склонный к ее совершенствованию в свете своей науки, может и должен на свое счастье повлиять. Его прогресс и есть подготовка к принятию этого счастья. Но если он понимает науку лишь как формальную тренировку карьериста, то он обманывает себя, но отнюдь не свое счастье: оно не считается с узкими взглядами узкого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152