Они уже отошли на некоторое расстояние, когда госпожа де Ла Помере упрекнула себя в том, что не спросила их адрес и не дала им свой.
«Такой оплошности, – добавила она, – я бы в прежнее время не сделала».
Маркиз поспешил ее исправить; они приняли к сведению адрес госпожи де Ла Помере, но, несмотря на все настояния маркиза, не пожелали сообщить свой. Он не осмелился предложить им свою карету, но признался госпоже де Ла Помере, что ему очень хотелось это сделать.
Маркиз не преминул спросить у своей приятельницы, кто такие ее знакомые.
«Это два существа более счастливые, чем мы с вами. Посмотрите, каким здоровьем они обладают, какая безмятежность написана на их лицах! Какой благопристойностью дышат их речи! В нашем кругу вы не встретите ничего подобного. Мы относимся с сожалением к набожным людям, а они жалеют нас, и, в конце концов, я готова думать, что они правы».
«Неужели, маркиза, вы собираетесь стать святошей?»
«А почему бы нет?»
«Берегитесь, мне не хотелось бы, чтоб наш разрыв, если вообще можно говорить о разрыве, завел вас так далеко».
«А вы предпочли бы, чтоб я снова пустила к себе молодого графа?»
«Предпочел бы».
«И вы мне это советуете?»
«Без колебаний».
Госпожа де Ла Помере в высшей степени сердечно и трогательно рассказала маркизу все, что знала о семье, родине, прежнем состоянии и проигранной тяжбе обеих святош; затем добавила:
«Эти женщины отличаются исключительным благородством, особенно дочь. Согласитесь, что с ее внешностью ей было легко при желании великолепно обеспечить себя; но они предпочли честную бедность позорному богатству; их средства настолько скромны, что я, право, не знаю, чем они существуют. Они работают день и ночь. Переносить бедность, в которой родился, умеют многие, но перейти от настоящего богатства к нищенскому существованию, довольствоваться им, находить в нем радость – вот чего я не понимаю. Это последствия веры. Что бы ни говорили наши философы, а вера – прекрасная вещь».
«В особенности для несчастных».
«А кто же в той или иной мере не несчастен?»
«Готов ручаться, что вы станете святошей».
«Велика беда! Наша жизнь – такая малость по сравнению с вечностью».
«Да вы уже говорите как миссионер».
«Я говорю как убежденная женщина. Ответьте, маркиз, положа руку на сердце, – разве все наши богатства не казались бы нам жалким хламом, если бы мы больше думали о будущей жизни и больше бы опасались возмездия за гробом? Было бы величайшим безумием соблазнить молодую девушку или женщину, любящую мужа, и сознавать при этом, что можешь внезапно умереть в ее объятиях и обречь себя на вечные муки».
«Тем не менее ежедневно кого-нибудь соблазняют».
«Оттого, что нет веры; оттого, что люди стараются забыться».
«Дело в том, что наши религиозные воззрения оказывают мало влияния на наши нравы. Но уверяю вас, дорогая моя, вы полным ходом устремляетесь к исповедальне».
«Это лучшее, что я могла бы сделать».
«Какое безумие! Вам предстоит грешить с приятностью еще добрых двадцать лет; не упускайте этой возможности; а потом вы еще успеете покаяться и, если пожелаете похвастаться этим, упасть к ногам священника… Но вот поистине невеселый разговор! Вы погрузились в мрачные фантазии; таковы последствия ужасающего одиночества, на которое вы себя обрекли. Поверьте мне, призовите молодого графа; вам не будут мерещиться ни ад, ни дьявол, и вы останетесь такой же очаровательной, какой были раньше. Вы опасаетесь, что я буду упрекать вас за это, в случае если мы снова с вами соединимся. Но ведь этого может и не произойти. И вот, исходя из предположения, в большей или в меньшей степени обоснованного, вы лишаете себя сладчайшего из удовольствий. Право, честь оказаться безупречнее меня не стоит такой жертвы».
«Конечно; но не это меня удерживает…»
Они говорили еще о многом, но я всего не припомню.
Жак. Хозяйка, выпьем по стаканчику: это освежает память.
Трактирщица. Выпьем… Пройдясь несколько раз по аллеям, госпожа де Ла Помере и маркиз сели в карету. Она сказала:
«Как это меня старит! Ведь когда мы жили в Париже, она еще под стол пешком ходила».
«Вы говорите о дочери той дамы, которую вы встретили на прогулке?»
«Да, это как в саду, где свежие розы сменяют увядшие. Вы ее хорошо рассмотрели?»
«Ну конечно».
«И как вы ее находите?»
«Рафаэлевская головка мадонны на теле его же Галатеи; и к этому восхитительный голос!»
«Какая скромность во взгляде!»
«Какие прекрасные манеры!»
«Таких высоконравственных речей я не слыхала ни от одной девушки. Вот что значит воспитание!»
«Или хорошие задатки».
Маркиз довез госпожу де Ла Помере, которая поспешила сообщить нашим святошам, что они прекрасно исполнили свою роль и что она ими чрезвычайно довольна.
Жак. Если они будут продолжать как начали, то господину маркизу не отвертеться, будь он хоть самим чертом.
Хозяин. Я хотел бы знать их намерения.
Жак. А я не хотел бы: это испортило бы все дело.
Трактирщица. С того дня маркиз стал чаще навещать госпожу де Ла Помере, которая заметила это, но не подала виду. Она никогда первая не заговаривала об обеих святошах, а дожидалась, пока он сам не затронет этой темы, что он и делал с плохо скрываемым нетерпением.
Маркиз: «Виделись ли вы с вашими друзьями?»
Госпожа де Ла Помере: «Нет».
Маркиз: «Знаете, это не особенно великодушно. Вы богаты; они находятся в нужде, а вы даже не приглашаете их изредка пообедать с вами».
Госпожа де Ла Помере: «Я полагала, что господин маркиз знает меня несколько лучше. Любовь некогда приписывала мне достоинства; а теперь дружба приписывает мне недостатки. Я приглашала их раз десять, но безуспешно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81