При отступлении из Киева полк входил в состав сводного отряда, начальником которого был т. Чудновский, и, находясь в арьергарде, принимал участие в обороне Дарницы. Дальше он был брошен на Бахмачский участок, принимал участие в четырехдневном бою под Бахмачем, после отступления от Бахмача дрался под Григоровкой, под Талалаевкой, Ромнами, Лохвицей, Ахтыркой, Гутами, Пересечной и участвовал в ряде мелких стычек с неприятелем.
В период эшелонной войны полк почти все время действовал походным порядком. По окончании украинской кампании полк в апреле 1918 года был брошен на Донской фронт, участвовал в осаде и штурме Новочеркасска, в боях под Кривянкой, Персияновкой и в ряде других боев с донскими казаками.
Затем, деформировавшись в городе Почепе, на Черниговщине, полк участвовал в бою под Воробьевкой, под Каменской слободой. В августе – сентябре у гайдамаков 2-го Запорожского полка захватил два орудия трехдюймовых и девять пулеметов в бою под Михайловским Хутором и под Б. Андрийковичами, во время которого один батальон полка после упорного боя был разбит сводной немецкой бригадой из 101-го, 104-го и 438-го полков. После этого в декабре полк был брошен в наступление на Суджу и Мирополье, где в нескольких боях заслужил у немцев почетное название.
Из Мирополья полк был взят для наступления на Харьков, в который он вошел вместе с другими частями в 8 часов вечера в день взятия Харькова. Из Харькова полк был брошен в наступление на Люботин, который и взял при поддержке броневого поезда и 5-го полка фланговым охватом неприятеля.
Наступлением руководил я лично. Ст. Люботин захватила сотня интернационалистов под командой т. С. Туровского.
Затем полк двинулся дальше и на глазах у неприятеля ворвался на ст. Майский разъезд, захватив в обеих станциях богатую военную добычу: много вагонов, больше 10 паровозов и автомобилей, за что получил личную благодарность начальника дивизии т. Бобырева.
Старые кадровые казаки полка, адъютант Б. Кузьмичев, казаки Одерий, Добровольский и др. участвовали с полком больше чем в 25 сражениях, другие же – в 20–23 сражениях, как сотник конной Гладюк и др. При полку за непродолжительное время сформирована сотня интернационалистов, которой командует т. Маркутан.
Атаман 1-го полка червонного казачества В. М. П р и м а к о в».

Очень хотелось Примакову сделать портрет самого колоритного командира полка червонного казачества Пантелеймона Романовича Потапенко, которого из царской каторги освободила революция. Всем нам он напоминал Тараса Бульбу. Такая же мощная и яркая фигура. В записках «На Украине» автор упоминает его несколько раз, но лишь вскользь. И еще мечтал он обрисовать архиерейскую карету, которую командир полка держал лишь для особых гостей. Особым гостем мог стать и вернувшийся из лазарета боевой казак. У Потапенко их было немало.
А вот как бывший барвенковский кузнец принимал молоденьких краскомов. Звал новичков-командиров на конюшню. Давал им щетки, скребницы, конскую амуницию. Сам ходил вокруг и косил глазом. А потом собирал всех: «Вот ты, парень, пойдешь в сотню. Будет из тебя добрый командир. А ты, товарищок, погоняй лучше до канцелярии. Подшивать бомажки тоже надо со старанием…»
К командиру полка, который был старше его на полтора десятка лет, наш начальник дивизии, а потом командир корпуса относился, я бы сказал, с домостроевским почтением. Как это воспитывало в нашей молодежи уважение к старшим!
Любил Примаков вспоминать узкоколейку Чернигов – Круты, по которой поезда двигались со скоростью волов. А главное – идиллию на станции Вересочь. Предусмотренная расписанием пятиминутная стоянка порой растягивалась на целый час. Оборотистая начальница станции не позволяла мужу отправить поезд, пока она не распродаст пассажирам свои бисквитные торты…
Виталий не отрицал к домысла. Иначе не сказал бы он: «Славно перо, умеющее отобразить опыт жизни. Вдвойне славно перо, которое способно выдумку поднять до уровня опыта жизни. И трижды славно то, у которого домысел не отличим от жизненной правды». Верно – как из зерна растет корень и колос, так и из зерен правдивой жизни вырастают пышные цветы и сочные плоды домысла… Как это ни странно, при оценке произведения того, кто делает факты, и того, кто для написания книги собирает факты, преимущество всегда на стороне последнего. Так как для первого всегда наготове вопрос: «А не фактография ли это?»
Конечно, тому, кто собирает факты, в произведении того, кто их делает, любой домысел, работа художественной мысли, осмысливание факта будет казаться простым пересказом виденного и услышанного.
Что такое факты и что такое домысел? Факты – это голые берега, а домысел – это мост, сообщающий этим берегам какой-то определенный смысл. Чисто деловой, утилитарный – если это бесхитростная кладка из двух жердочек, переход через трясину и практически-эстетический – если это Бруклинский мост или же мост Патона.
Непревзойденны красоты днепровских берегов с их живописными склонами, особенно золотой осенью. И все же это лишь одна природа. Но вот в природу (факты) вторгается человеческое воображение (домысел), и на тех же, но уже преображенных днепровских берегах появляется сооружение, потрясающее взор своим изумительным практически-эстетическим смыслом. Мост Патона, известное всему миру чудо, очаровывая умы, преобразил и берег, который является его опорой.
Так и в литературе: в настоящем произведении искусства домысел не столько питается фактами, сколько их преображает. И настолько, что несведущим людям они кажутся ординарным фотоснимком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66