А влево на фланге что-то гулко ахнуло, перекатившись по полям и заглушая трескотню ружейных выстрелов. И белое облако пара взвилось над взорванным броневиком.
Разбитые части отступали.
XXII.
Вот и беленькие домики окраин Киева. Здесь Петлюра и Деникин не нужны. В страхе перед надвигающейся напастью их обитатели попрятались по погребам и подвалам.
Беспорядочно и торопливо вливались смешавшиеся остатки красных частей в город.
Чем больше они подвигались к центру, тем больше попадался им на глаза торопящийся и снующий народ. Носились мотоциклеты, гудели автомобили, тянулись бесконечные обозы, и кучками, с узлами на плечах, уходили какие-то люди.
- Это - беженцы, рабочие! - пояснил кто-то. - Кто от деникинцев, кто от петлюровцев. Чорт их знает, который захватит раньше город.
Шли не останавливаясь дальше. Вот налево и бывшая курсовая обитель. Золотило заходящее солнце верхушки знакомой зеленой рощи, еще недавно шумной и оживленной, а теперь пустой и безмолвной.
Молчал черными пятнами распахнутых окон покинутый корпус. И стройно, точно бессменные часовые, застыли рядами тополя вокруг безлюдного плаца.
Стало больно. Но скорей - мимо и мимо, - некогда...
В разных концах города раздавались с чердаков выстрелы по отступающим. Бухали церковные колокола, - где набатом, где пасхальным перезвоном.
Это торжествовала контр-революция.
Но вот и Цепной мост. Не без труда наши товарищи протиснулись к нему и, подхваченные людской массою, стали продвигаться вперед.
Где-то на окраинах стала раздаваться трескотня и сзади задавили еще отчаянней.
Нельзя было сказать, что по мосту двигался кто-нибудь самостоятельно. Тысячи человек втиснувшись текли по нему, плотно прижавшись друг к другу.
Возле Сергея автомобиль, с попортившимся почему-то мотором, захваченный общим течением, продолжал продвигаться безостановочно, вместе со всеми. Огромный мост скрипел, дрожал, и - казалось - вот вот рухнет в волны Днепра.
Наконец-то - и на том берегу. Двинулись без передышки дальше по прямому шоссе - надо было торопиться. Потому что - если по этой массе да успеть поставить с гор трехдюймовки? - При одной мысли становилось даже страшно.
Еще немного, - миновали слободку и с шоссе свернули на Броварский лес.
Было уже совсем темно. Сотни груженых подвод тащились куда-то выбивающимися из сил лошадьми по ночной, корявой и загроможденной дороге.
Изредка из города, раскатываясь гулким эхом, ахал снаряд, потом другой, через некоторое время третий, и так все время.
Испуганные лошади шарахались в стороны, выламывая оглобли и выворачивая воза.
В темноте то и дело попадались какие-то валяющиеся поперек пути корзинки, тюки, ящики.
Повсюду, спотыкаясь, бродили невидимыми массами беженцы, курсанты, отбившиеся от частей красноармейцы. Все это, в глубоком мраке, перепутанное, стихийное, создавало представление о каком-то мифическом хаосе. Головы большинства сверлила только одна мысль. "Потом!.. все потом! а сейчас отдохнуть... спать!" Многие дремали на-ходу, придерживаясь за оглобли или перекладину телеги и еле переставляя ноги. Некоторые присаживались у края дороги перевести дух и совершенно помимо своей воли засыпали. Через них перешагивали, об них спотыкались, но они не слыхали и не чувствовали.
Сергей с товарищами возле отдыхающих остатков своей роты стоял на высоком лесистом бугру, всматриваясь в сторону Киева.
Пора было уходить.
- Ну! Прощай, Украина! - сказал один.
- Прощай! - мысленно, эхом, повторили другие.
- Опять здесь скоро будем!
- Будем!..
Далеко внизу черным блеском отсвечивал изгибающийся Днепр. По темному небу бродил бесшумно прожектор. И где-то на окраинах занималось зарево пожара.
И точно последний прощальный салют уходящим, ослепительно-ярким блеском вдруг вспыхнуло небо. Потом могучий гул, точно залп сотен орудий, прокатился далеко по окрестностям. Утих!.. Потом еще и еще. И заметалась вспугнутая темная ночь. И казалось, что судорожно вздрагивала земля.
Это рвались пороховые погреба оставленного города.
Конец первой повести.
Арк. Голиков.
В ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД.
Часть вторая.
"Революция в опасности!" - красными молниями бил радиотелеграф.
"Революция в опасности!" - огненными буквами повторяли плакаты.
И снова заколыхались усталые и полуголодные люди и гулким эхом, перекатываясь от края до края РСФСР, ширился и креп брошенный в ответ из ее недр новый боевой клич:
- Не сдадимся!..
- Выдержим!..
- Победим!
Тянулись хищные лапы генералов к центру Красной России. И рвались вперед белые своры, заранее предвкушая торжество кровавой расправы.
Пригреваемые приближающимся солнцем генеральских эполет, проснулись полуиздохшие змеи-предатели и злобно зашипели, приноравливаясь тайком пустить капли смертельного яда поближе к сердцу пролетарской Республики.
Работал шпион Локкарта.
Готовились его белые шайки прийти изнутри на помощь наступающей темной реакции.
Хоронил московский пролетариат погибших на посту товарищей, вырванных из его среды взрывом белогвардейских бомб.
И думалось многим, что доживает последние недели и даже дни Советская Россия.
Но зорко смотрел пролетариат-часовой.
- Нашу Москву? - гневно сказал рабочий, надевая патронташ.
- Наш Петроград? Нашу Революцию?
- Подождешь!
И загудели срывающиеся с вокзалов и уносящиеся на фронты новые и новые эшелоны.
Раздавались винтовки прямо с заводов в Туле.
Опутывались колючей проволокой улицы Петрограда.
Садился на крестьянскую сивку буденовец под Воронежем. И, сдерживая удары, отходили части Красной армии, с тем, чтобы выждать и вырвать победу из рук зарвавшегося врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36