– Вон их сколько! Они заполнили всю долину, как саранча, – вырвалось у Шамше.
– Твоему отцу приходилось видеть и больше. Но он не удивлялся многочисленности врагов, он бесстрашно бросался в атаку и разгонял их, словно овец, – строго сказал ему Иванэ.
Дело в том, что Шамше очень не хотелось в этот поход, и Иванэ увез его почти силой. Сына величайшего полководца Грузии, сына знаменитого амирспасалара не тянуло на поле боя. Жизнь при дворе царицы, пиры и светские развлечения, охоты больше привлекали Шамше, нежели свист стрел и стук мечей о мечи.
Его поколение, золотая придворная молодежь, считало, что достаточно повоевали их деды и отцы, что дедовских и отцовских заслуг перед родиной хватит и на их долю. Им, новому поколению, можно отдохнуть от боевых доспехов, жарких сеч и вообще от обязанностей перед страной и народом. На их долю досталось пожинать плоды, посеянные отцами, и наслаждаться всеми утехами беззаботной мирной жизни.
Конечно, пока отцы живы и руки их не устали рубить врагов, этой молодежи обеспечена сладкая, беспечная жизнь. Но отцы уйдут (ведь нет уже амирспасалара Захарии!), высохнет на земле кровь врагов, пролитая ими, и что будет тогда? Кто будет защищать такого вот Шамше, кто обеспечит ему наслаждение мирной жизнью?
Да не один Шамше… Потомки славных визирей и вельмож словно соревнуются друг с другом в роскоши и бездумности, в прожигании жизни. Они спорят друг с другом из-за красивых наложниц, но разучились спорить с врагами из-за соседних земель. Ради объятий случайной женщины они теряют деньги, именья, честные имена.
Но не сами ли отцы виноваты в том, что так изнежились дети? Иванэ чувствовал теперь и свою вину, как дядя Шамше, как отец Авага. Шамше еще ничего, все-таки он стоит здесь, рядом, приподнявшись на стременах. Своего же собственного сына Авага так и не удалось заманить в поход. Сбежал по дороге, тянет сейчас где-нибудь вино, посадив на колени соблазнительную красотку.
Возможно, поздно перевоспитывать детей, их может исправить теперь только сама жизнь, и, судя по всему, эта жизнь не за горами. Зазубрившиеся в боях отцовские мечи перестанут разить, и начнутся кандалы, цепи, ярмо и плеть. Тогда протрезвеют эти баловни, но будет поздно…
Конь Иванэ остановился перед обрывом. Иванэ очнулся от горьких мыслей. Привстав на стременах, он вглядывался в расположение вражеских войск.
– Если мы не сделаем глупости и не спустимся к ним, им сюда не подняться, – сказал с улыбкой сванский эристави.
– Может, они и попробуют подняться, но расшибут себе нос, – добавил Варам Гагели.
– Так и решим. Если они хотят воевать, пусть соизволят подняться к нам. Это решение я считаю окончательным, – обратился Иванэ Мхаргрдзели к военачальникам, столпившимся за его спиной.
– Мы согласны, – подтвердили военачальники.
– За султаном гонится орда Чингисхана, он не может вечно стоять перед нашим лагерем. Или он ринется на нас и погубит все свое войско, или станет добычей стаи волков, идущих за ним по следу.
– Нас обрадует и то и другое, – вступил в разговор Бакурцихели. Неужели он не догадался спросить у монголов, стоит ли бежать в сторону Грузии? Спросил бы у тех, кого мы три года назад прогнали, как стадо баранов. Да, мы прогнали тех самых монголов, которые развеяли по ветру войска и отца Джелал-эд-Дина, и его самого. Зря не посоветовался с ними, может быть, они отсоветовали бы ему совать свой нос в Грузинское царство?
– Должно быть, султан совсем ошалел от поражения и бегства, – вставил Сурамели. – Вот и мечется из стороны в сторону. Нет у него на земле пристанища.
– Бойся человека, у которого нет больше ни своего места на земле, ни имени, – медленно произнес Шалва Ахалцихели, и это прозвучало, как изречение из какой-нибудь книги.
– Бездомная собака становится бешеной, и укус ее бывает опасен, добавил Дадиани.
– Да, но в грузинском войске не найдется задниц для зубов султана. Ведь прежде чем укусить за задницу, нужно ее увидеть, – сказал, хохоча, сванский эристави.
Все рассмеялись на немудреную шутку добродушного рыцаря-великана.
– Боюсь, что монголы научили его кусаться как следует. Сколько уж времени они гонятся за ним и кусают именно за то самое место.
– Да. Голову-то он всегда успевает унести, а вот хвост…
Грузины хохотали, едва удерживаясь в седлах от смеха. Они знали, что в эту минуту, внизу, в долине, согнанный со своих земель, ожесточившийся предводитель хорезмийцев думал о тех же самых монголах. Он думал о том, как лучше использовать против грузин все, чему он научился от своих преследователей во время многочисленных и всегда неудачных стычек. Мудр и коварен великий воин Чингис. Неужели Джелал-эд-Дин ничему не научился у него за это время?
Поведение грузин в первую ночь должно было рассказать о многом. Если они действительно многочисленны и чувствуют свою силу, вероятно, они спустятся, чтобы напасть. Уж если нападать, то именно в первую ночь, не дав хорезмийцам отдохнуть и опомниться. Ринулись бы с гор, как ястребы, чтобы разгромить и развеять.
Внезапное нападение грузин могло бы обернуться им на пользу. Если бы их успех был серьезным, то хорезмийский лагерь смешался бы, может быть, Джелал-эд-Дину пришлось бы уйти. Но даже в случае решительного отпора все же налет грузин внес бы беспокойство в хорезмийский лагерь, пришлось бы торопиться со штурмом Гарнисских высот. Но об них можно разбиться, как разбивается морская волна о скалы.
Как только стемнело, султан произвел перестроение в войске. В центре он расположил конницу. Это были прекрасно вооруженные хорезмийцы. Левый фланг заняли пешие отряды, справа расположились лучники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140