Тридцать тысяч кипчаков, с таким трудом заполученные царем, покинули Грузию. Мало того, эта грозная военная сила была теперь в руках гандзийского эмира, давно стремившегося выйти из повиновения.
Война с Гандзой была неизбежна.
Еще более грозная опасность надвигалась со сторолы Рума. Румский султан не дремал. Как только его лазутчики донесли, что жизнь грузинского царя на волоске, Грузия объята смутой, а кипчакская конница ушла в Гандзу, он двинул войско к границам Трапезунда и обложил Синоп, город, совсем недавно отвоеванный у него Алексеем Комнином с помощью грузин.
Опустошив и разорив окрестности Синопа, султан приступил к осаде хорошо укрепленной крепости.
Беспечный кесарь Трапезунда не придавал особого значения передвижению турецких войск, дни и ночи он проводил, пируя и охотясь в окрестностях Синопа. И Кей-Кавус отлично знал об этом. Он выслал отряд наиболее ловких разведчиков, и те захватили Комнина в плен, когда тот выехал на очередную охоту.
Закованный в цепи кесарь предстал перед Кей-Кавусом.
Кичливый потомок великих Комнинов простерся ниц перед сыном Гияс-эд-Дина Кей-Хосрова и молил даровать ему жизнь.
Синопский храм турки превратили в мечеть. Трапезундского кесаря, мечтавшего о византийском престоле, султан Иконии обратил в своего данника. Такое унижение Трапезунда было оскорблением и для Грузии. Румский султанат проглотил основанную царицей Тамар империю так быстро, что Грузия даже пальцем не успела шевельнуть, чтобы спасти свое детище.
Георгий Лаша поправлялся. Едва начав говорить, он осведомился о Хатуне. В ответ Мхаргрдзели показал ему ее письмо к румскому визирю.
Царь сам еще не мог читать. Он попросил прочесть письмо Русудан, не отходившую от него во время его болезни.
Русудан отказалась, говоря, что это расстроит его и что, когда он поправится, сам все узнает. Но Лаша был так настойчив, что царевна вынуждена была подчиниться его желанию.
Письмо ошеломило царя. Значит, его подло обманули! Провели, как влюбленного мальчишку! Стыд за свое простодушие и доверчивость жег его. Как легко попался он в расставленные врагами сети и как безрассудно разболтал важные государственные тайны!
Тяжкий стон и проклятья вырвались из груди больного. Он потерял сознание.
Через несколько дней Лаша снова почувствовал себя лучше. Он был уже гораздо спокойнее, ни о чем не спрашивал, только справлялся у лекарей о своем окончательном выздоровлении.
Как-то Лаша попросил зеркало. Вид раненого глаза внушил ему беспокойство.
К царю никого не допускали. Только изредка, когда он сам желал кого-нибудь видеть, посетителя пропускали на короткий срок, заранее предупредив, чтобы он не беспокоил больного длительной беседой.
Проходили дни, недели. Молодость брала свое. Лаша набирался сил. Только правый глаз все не заживал. Наверное, сама потеря зрения была бы для царя не так ужасна, как мысль о том, что он может остаться кривым. То и дело он заглядывал в зеркало, чтобы убедиться, что лицо его не пострадало. Наконец, уверившись, что рана заживает бесследно, он успокоился, повеселел.
До тех пор, пока исход болезни царя был неясен, католикос не давал о себе знать, но как только Лаша стал поправляться, в церквах наступило необычайное оживление: зазвонили колокола, участились молебны о спасении жизни монарха, о даровании ему здоровья, сам католикос несколько раз торжественно служил молебен.
Во дворце только и было разговоров что о быстрых и разумных мерах, принятых атабеком для спасения государства и жизни царя, о его самоотверженности и преданности грузинскому престолу.
Один лишь Шалва Ахалцихели с самого начала глядел на действия Мхаргрдзели подозрительно. Своими сомнениями он поделился с Эгарсланом, начальником личной охраны царя.
– Сад шейха Фаиза царь посещал всегда один, – сказал Эгарслан, сопровождал его только Лухуми. И на этот раз их отъезд нас не удивил. Но странно было вот что: в тот же день Русудан уезжала в Лорэ и попросила царя, чтобы ее сопровождали именно я и моя дружина. В Лорэ нас задержали целых два дня. О случившемся мы узнали только по возвращении в столицу. Один из стражников, находившихся в тот вечер в саду шейха, рассказал мне под большим секретом, что самого шейха и одного из его дервишей взяли живыми, но потом их кто-то убил – кто, когда и почему, он не знает.
– Очевидно, тебя умышленно отослали в Лорэ; ясно, что и шейх Фаиз убит не случайно, – заключил Ахалцихели.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Эгарслан, – мандатури Бардзим спьяну выболтал, что накануне вечером в духане у городских ворот схватили какого-то перса и женщину в мужском платье. Обоих доставили к Мхаргрдзели, и атабек будто бы весьма обрадовался этому.
– Может быть, это была Хатуна?
– Мне тоже кажется, что это была она. Бардзим ни разу раньше ни видел жену гробовщика, но он говорил, что женщина была необыкновенно красива.
– Зачем понадобилось атабеку в ту же ночь перебить всех преступников? – размышлял вслух Ахалцихели.
– Это очень странно. Ведь у них могли быть сообщники, можно было выловить всех сразу. Но в одну ночь были убиты и шейх Фаиз и Хатуна, тогда же бесследно исчез купец Хамадавл.
– А вдруг это атабек сам все подстроил, чтобы погубить царя? перешел на шепот Шалва.
– Мне самому это в голову приходило, да я открыться не решался, – так же шепотом ответил начальник царской охраны.
В то время как Ахалцихели и Эгарслан делились друг с другом своими сомнениями, при дворе произошли события, которые еще больше их насторожили: мандатуртухуцеси тайно покинул дворец, сообщив в оставленном царю письме, что он решил отказаться от мирской жизни и постригается в монахи для спасения своей грешной души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108