Однако рана оказалась достаточно глубокой, и если бы Панкрат вытащил из нее клинок, вместе с лезвием из тела Аристона ушла бы и жизнь. Но Аристон повернулся, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. От этого неожиданного движения плохо закаленный, ломкий кинжал хрустнул у рукоятки, и лезвие осталось в спине Аристона. Юноша обнажил меч. Панкрат взревел, как бык, когда оружие пронзило его толстый живот и вышло наружу возле позвоночника. Аристон потянул на себя рукоятку, и вслед за бурлящим потоком алой крови душа Панкрата покинула тело.
Аристон стоял над трупом великана и глядел вниз. Панкрата он, правда, не видел. Было слишком темно, да и перед глазами Аристона висел красный туман. Зрение никак не фокусировалось. Аристон повернулся и пошел прочь, медленно, шаг за шагом продвигаясь вперед. Он шел очень прямо, горделиво, высоко подняв голову, и был удивительно похож на бога.
Дойдя до поворота, он успел сделать несколько шагов и упал. Но все же благодаря неимоверному усилию воли под– нялся и двинулся дальше. Через пару ярдов упал опять. И опять поднялся. Один, два, три, дюжину раз. Когда оказался не в силах встать – пополз. Он полз вперед сквозь красный туман, сквозь кромешную тьму, а в его спине полыхало ослепительное пламя, готовое поглотить его душу, дыхание, жизнь. Он все еще полз, когда его подхватили могучие руки. К тому времени Эос уже летела по небу и ее конь прогонял ночь белыми, широкими крылами.
Аристон вглядывался сквозь утреннюю дымку в исказившееся от горя, отечески заботливое лицо, обрамленное густой огненно-рыжей бородой и волосами, в ярко-голубые глаза, которые сейчас влажно блестели и моргали.
– Не плачь, великий Дионис, – невнятно пробормотал Аристон, и из его рта хлынула кровь. – Не плачь обо мне, отец. Боги не плачут, и я…
Солнце внезапно померкло. Стало очень темно, и Аристон начал коченеть от холода.
– Держись, сынок! Стисни покрепче зубы, иначе твоя душа вылетит изо рта, словно пташка. Вот так! Вот так! Сейчас я отнесу тебя домой, – сказал рыжеволосый илот.
Глава V
Илот Тал давно знал – ему ведь исполнилось уже сорок семь лет, – что самое тяжкое жизненное бремя – это необходимость принимать решения. И, поскольку его собственная жизнь была тяжела, он крепко усвоил, что человеку приходится выбирать не между плохим и хорошим, а, как правило, меж двух зол. Иными словами, боги никак не влияют на его выбор, а сидят на своих бессмертных задах на вершине Олимпа и даже намекнуть не желают, какое из двух зол наименьшее. Если, конечно, не получается так, что куда ни кинь – везде клин.
Именно так получалось и теперь. Может, Талу следовало опрометью бежать по скользкой, извилистой тропинке, словно святотатцу, за которым гонятся Эринии? На этот вопрос существовало по меньшей мере три ответа. И все отрицательные. Во-первых, нет, потому что от тряски лезвие могло еще глубже вонзиться в спину юноши и он испустил бы дух. Во-вторых, нет, потому что при беге значительно возрастала возможность поскользнуться и упасть. Даже если бы Талу повезло и он не свалился бы с горной кручи прямо в Тартар (даже не переправившись через Стикс), все равно для мальчика падение грозило немедленной смертью. Ну и, в третьих, бежать было нельзя, потому что, таща на руках Аристона, Тал умер бы от усталости, не достигнув города.
Количество «нет» впечатляло. А что можно было предложить взамен? Может, нужно идти медленно и осторожно? Нет, потому что, промешкай Тал хоть немного – и славный златокудрый юноша умрет. А что, если попытаться вытащить из его спины клинок? Нет, потому что Тал не способен остановить кровотечение, которое неизбежно начнется после этого. А если оставить мальчика здесь, устроить его поудобнее и побежать за лекарем и носильщиками? Опять-таки нет! Когда Тал наконец убедит городскую стражу, что говорит правду – если это вообще удастся, – и вернется к Аристону, юноша будет уже мертв.
Тал откинул назад огненно-рыжую голову и громко расхохотался. Гулкие раскаты дикого, горького смеха были подобны грому Зевса. От шума сверху, со скал, посыпалась груда камней. Тал закрыл рот. Он вырос в горах и прекрасно знал, что от крика может моментально начаться горный обвал.
– Словно у меня мало неприятностей, не хватало только погибнуть под лавиной, вызванной моим идиотским смехом, – пробормотал он и двинулся вниз. И почти тут же перешел на ритмичный бег трусцой, не очень медленный и не очень быстрый. Чтобы уменьшить толчки, илот при каждом шаге слегка приподнимал тело мальчика. Так продолжалось несколько часов. Когда в легких Тала больше не осталось воздуха, а руки совсем устали и заболели так, что он не мог идти дальше, илот устроил привал. Но очень короткий, чтобы только слегка восстановить силы.
К счастью для Тала, путь все время лежал под гору. Но все равно лишь такой волевой человек, как он, смог добраться до города и вдобавок сохранить еще немного сил – ровно столько, чтобы хватило для завершения его добровольной миссии. Теперь, когда Спарта отчетливо вырисовывалась на горизонте, Талу предстояло принять последнее решение: либо обогнуть полгорода и войти известным ему потайным ходом, уменьшив шансы показать мальчика врачу, либо идти прямо, полностью полагаясь на волю стражи, которая могла выслушать его объяснения, пытаясь понять, почему он, собака-илот, несет раненого спартанского юношу, а мог– ла и прикончить его на месте и только потом разбираться что к чему.
Но тут Аристон застонал, и выбор был сделан. Тал ускорил шаг, направляясь прямо к городу без крепостных стен.
Через двадцать минут он уже входил в Спарту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162