Если, конечно…
– Что если?
– Если ты в самом деле не гомик. Ты стал редко появляться у меня. И даже когда появляешься, в половине… нет, в трех четвертях случаев не хочешь девочки. Ну а Данай… Данай очень красивый мальчик.
– Ты хочешь, чтобы я тебе врезал по физиономии? – осведомился Аристон.
– Нет. Я хочу, чтобы ты меня успокоил. Ты же не спишь с ним, Аристон, правда? Меня бы это очень огорчило.
– Я с ним не сплю. Ни с ним, ни с кем-либо другим. После того как я шесть месяцев прогостил у Поликсена, единственное чувство, которое я испытываю от мужской ласки и поцелуев, – это тошнота. Ну что, успокоилась?
– На этот счет да.
– Ага! Теперь наконец мы приближаемся к сути. Итак, речь идет о деле, потребовавшем столь длинного и тщательного вступления?
– Ну да. Ох, Аристон, ягненочек, я так напугана! Ничего подобного раньше не случалось!
– Чего не случалось?
– Его сестра. Я имею в виду Даная. Так вот, его сестра Хрисея – она приходит сюда, в мое заведение!
– Зевс Громовержец! – воскликнул Аристон.
– И великая Гера, мать богов! – прошептала Парфе– нопа.
– Как? Как она могла? Это совершенно невозможно, – он осекся на полуслове и нахмурился. – Нет, – произнес он после некоторого раздумья. – В этом нет ничего удивительного, разве не так? Если учесть, что Пандор и Халкодон не вылезают из бань Поликсена или Гургоса, где они предаются разврату с беззащитными мальчиками, что Брим обогащает все притоны Пирея, то единственный человек, от кого ей всерьез нужно прятаться, – это Данай.
– Который не отходит от тебя, – язвительно вставила Парфенопа.
– Не всегда. Но он сейчас проходит подготовку к предстоящей экспедиции против Сиракуз, а это значит, что ему, возможно, приходится ночевать в казарме. Так что никто не может ей помешать.
– Кроме тебя. Ты можешь все рассказать Данаю. Сообщить ему.
– Нет, Парфенопа. Данай очень консервативен в этих вопросах. Наверное, это его реакция на поведение отца и брата. Скорее всего, он станет бить ее, а потом… Парфенопа, зачем она приходит сюда? Встречаться с любовником? Или ей нравится продаваться?
– Ни то, ни другое, клянусь Артемидой! Я дам голову на отсечение, что она непорочна, как горные снега. Более того, ей было бы непросто расстаться со своей девственностью, даже если бы она этого захотела. Она тощая как жердь и уродливее дочери Гекаты. Ее груди величиной со сливы, а бедра…
– Ты несправедлива к ней, Парфенопа, – сказал Аристон.
– Да нет же, ягненочек! Напротив, она мне нравится! Ее маленькая чудная головка кое-что соображает. Она приходит только после полуночи, закутанная в покрывало, как египетская мумия, причем через дверь, предназначенную для торговцев и слуг. Я настояла на этом после того, как пришла в себя от шока, вызванного ее первым появлением; узнав, кто она такая, я просто лишилась дара речи и могла только благодарить богов за то, что она каким-то чудом ни с кем не столкнулась в прихожей. Зачем она пришла? Чтобы я дала ей ту привлекательность, которой ей, по ее мнению, не хватает. И вовсе не для того, чтобы зарабатывать себе на хлеб чем-либо постыдным. Она всего-навсего хочет просто выйти замуж – за кого-нибудь вроде тебя. За этим она и пришла. Ее брат как-то проговорился, что ты завсегдатай этого заведения. Знаешь, ты ее очень интересуешь. Правда, к этому интересу примешивается некоторая враждебность. Она думает, что ты занимаешься всякими грязными штучками с ее братом, и, согласись, что вполне соответствовало бы тому, что ныне творится в Афинах, так что ее не в чем упрекнуть. Беда в том, что я не знаю, что мне с ней делать. Это совершенно уникальная ситуация. Все остальные девушки благородного происхождения, которые попадают сюда, до того уже теряют свой дом, репутацию, невинность. С Хрисеей дело обстоит иначе. Она как бы между двух миров, и, похоже, это небезопасное положение ей нравится. Но если она попадется, мне конец. Этот старый, – Парфенопа употребила чрезвычайно неприличное аттическое выражение, примерно означающее «любитель минетов», – Пандор потребует все мое состояние до последнего обола в качестве компенсации за развращение своей дочери. И выиграет дело, не сомневайся.
– А ей ты это говорила?
– Разумеется. Но она только рассмеялась. Говорит, что беспокоиться абсолютно не о чем. Уверяет меня, что в случае, если мне будет когда-либо предъявлено подобное обвинение – а, по ее мнению, шансы на то, что этот дряхлый извращенец застукает ее, крайне невелики, с чем, в общем, можно согласиться, если иметь в виду порядки, царящие в этом доме, – то все, что от нее потребуется, – это открыть лицо, сбросить одежду. «Она сама спадет, так как у меня нет бедер, на которых она могла бы держаться», – заявляет она. – Ив голом виде предстать перед гелиэей. «И тогда, – говорит она мне, – это обвинение рухнет под собственной тяжестью, или, если хочешь, под моей невесомостью. Ибо, посуди сама, кому из увидевших меня обнаженной и имевших удовольствие пересчитать все мои кости под этой бледной кожей, не покрывающей ничего, кроме них, может прийти в голову, что кто-либо пожелает подвергнуться хоть малейшему риску ради моего развращения?»
– А голова у нее варит! – заметил Аристон.
– Да, но в основном яд для ее язычка. Ох, ягненочек, что же мне делать?
– Ничего, я ей сам займусь. Когда она собирается опять появиться?
– Понятия не имею. Думаю, что не скоро. Она была у меня прошлой ночью и теперь, скорее всего, придет не раньше чем через две недели. Она очень осторожна, этого у нее не отнимешь.
– В любом случае, когда она объявится, задержи ее под каким-нибудь предлогом. И пошли за мной раба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162