Следом за ними появился шут, подражавший рыцарю, он подбрасывал в воздух мечи и острые кинжалы и ловил их за рукоятки голыми руками, при этом он вращал их так проворно, что казалось – он посылает пучки света в омытый солнцем воздух.
И наконец – вот они, рыцари. Они выезжали по двое, на могучих боевых конях. Со шрамами от былых боев, мощные – все, за исключением только что посвященных, которые выглядели до жалости юными и беспомощными рядом с этими закованными в доспехи мужчинами. Вдруг все рыцари запели. Гром мужских голосов взвился до небес, а над толпой реяли яркие знамена, солнечные лучи сверкали на стали, в ложах на шелках, золоте и жемчугах, и на прекрасной женской плоти, и женщины тоже запели, их голоса, высокие и чистые, звенели, н лошади танцевали, становились на дыбы, повинуясь своим хозяевам, когда те проезжали мимо какой-нибудь красавицы. Девушки, забыв скромность, стояли, пронзительно крича от возбуждения, бросали вниз платки, кушаки, чулки, ленты из волос приглянувшимся им рыцарям под одобрительными взглядами родителей.
Святой Боже, подумал Пьетро, тут недолго сойти с ума!
Потом начался турнир. На арену вышли два помощника герольдов и объявили имена первых соперников, каждый из них прославлял до небес храбрость своего господина и его родословную, тут же переходя на оскорбления в адрес его противника. Потом эти низкорожденные ушли, и оруженосцы развели своих сидевших верхом хозяев на противоположные концы арены.
Пьетро почувствовал, как закипает кровь в его жилах. Он убеждал себя, что это дикое, глупое, варварское развлечение, но оно ему нравилось. Его рассудок, возможно, на две сотни лет опередил свое время, но в его жилах текла кровь норманнов и сицилийцев, кипящая от сумасшедшего возбуждения и сладостного безрассудства.
– Во имя Бога и Святого Михаила, сражайтесь! – прогремел голос гофмаршала.
Пьетро увидел, как брызнула земля из-под копыт боевых коней. Это были крупные кони французской и фламандской пород, с широкими, как бочки, грудными клетками, напоминающие слонов, тяжеловесные. Даже там, где сидел Пьетро на своем легком скакуне, он ощущал, как дрожит земля под их копытами, но топота не слышал. Из лож, от ограды, со всех концов арены несся оглушающий, долгий, перекатывающийся как гром крик.
Но когда они столкнулись, Пьетро их услышал. Копья раскололись с треском, который, казалось, проник под его дрожащую кожу. Могучие кони развернулись, взрывая землю копытами и отбрасывая в воздух камни величиной с кулак, но оба рыцаря удержались в седлах. Оруженосцы принесли им новые копья, и они вновь поскакали навстречу друг другу с помятыми щитами. На этот раз один из них попал только в краешек щита противника, зато соперник ударил в самый центр щита, выбил рыцаря из седла, и тот без чувств свалился на землю.
Поединки шли один за другим. Потом Пьетро услышал, как выкрикнули “Роглиано”, подъехал к Гансу, чтобы сопровождать его в конец арены, и сел там рядом с ним в ожидании, чувствуя всей своей излишне чувствительной плотью немыслимый удар стального наконечника копья по щиту, ощущая, как его тело опрокидывается на высокое седло и как трещат все кости…
Трубы вновь затрубили. Ганс приготовился. Пьетро не мог смотреть на него. Он отвернулся и увидел прямо перед собой в ложе лицо Иоланты, с которого схлынули все краски. Ее губы двигались, словно читали молитву.
Гофмаршалы турнира обычно старались подбирать соперников равных по силам. Но Ганс был задиристым парнем. И он нанес оскорбление Сайру Лауренту, норманнскому рыцарю, который был гораздо крупнее его и весь покрыт шрамами от многочисленных былых поединков и сражений. Когда Пьетро поднял глаза, все было кончено. Сайр Лаурент сшиб Ганса вместе с конем на землю, даже не пустив в ход копье.
Пьетро пришпорил лошадь, чтобы скакать на помощь Гансу. Но тот высвободился от мешавшего ему коня и вскочил на ноги, размахивая мечом и изрытая ругательства.
– Святой Боже! – всхлипнул Пьетро. – Он нарывается на смерть!
Согласно турнирным правилам, Сайр Лаурент имел право наехать на непокорного молодого рыцаря. Но он, несмотря на свою грубую внешность, был человеком благородным. Да и воспользуйся он таким преимуществом – это не принесло бы ему чести. Он спешился и двинулся на Ганса, замахнувшись мечом столь огромным, что Пьетро понадобилась бы лебедка, чтобы поднять его.
Пьетро услышал отчаянный крик Ио:
– Остановите их, гофмаршал! Кто-нибудь, остановите их! Пьетро, пожалуйста…
Но тут звон мечей заглушил все остальные звуки. Пьетро затаил дыхание. Ганс сражался беззаветно. Минут десять два гиганта рубились мечами, кольчуги повисли на них лохмотьями, земля вокруг была обагрена кровью. В ложах визжали от удовольствия.
Пьетро видел, как все произошло. Он пытался отвернуться, закрыть глаза, но не мог. Словно зачарованный, он наблюдал, как Сайр Лаурент поднял свой огромный меч, держа его за рукоятку обеими руками, и обрушил его вниз, разрубив щит Ганса, смяв его шлем; Ганс рухнул и остался лежать недвижимым у ног противника.
Вопль Ио разорвал сердце Пьетро. Он бросился к лежащему Гансу. Множество рук подняли юного рыцаря, его отнесли в одну из лож, где находился лекарь. Барон Рудольф был уже там, и Ио, и граф Алессандро, и все молодые Синискола. Пьетро освобождал Ганса от доспехов, стягивая с него остатки кольчуги, разрезая ремни, придерживавшие шлем.

Ганс дышал ровно. На его голове виднелся длинный рубец, который с удивительной быстротой набухал, но, даже не ощупывая рану, Пьетро мог сказать, что череп не пострадал. Что касается других его ран, они были легкими благодаря надежным доспехам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137