Ну что! Довольно, моя хорошая…
Молодая женщина старалась улыбнуться, оправдывалась сквозь слёзы:
– Правда, как глупо, я сама не знаю, что со мной, я больше не буду… – но слёзы всё текли и текли.
Лидия Николаевна привела к себе свою Верочку, послала сказать, чтобы дома её не ждали. Напоила своего друга валерианой, постелила постель на широком диване в своей спальне и очень строго сказала:
– Спите!
Дождалась мерного, ровного дыхания, постояла, не двигаясь, чуть-чуть прикоснулась к чистому лбу под волной мягких волос и тихонечко вышла.
Сидела Лидия Николаевна в своей столовой, где с большого портрета на стене смотрел на неё до сих пор любимый, ныне покойный, человек в погонах подполковника медицинской службы, и сердито стала ему говорить:
– Ну, что же ты подумаешь? Ведь он чуть не всю лекцию свалил на бедную девочку! И ведь какую лекцию, если бы ты его слышал! Что же это? Ведь я мою девочку такой никогда не видела. А он понимал, что нельзя же так? Он же на неё смотрел почти всё время…
Тут ночной монолог прервала старая няня. Она вошла, зевая:
– Ты, Лидочка, не спишь? Ты с кем здесь бранишься? О-ох, грехи… А я легла, тебя не дождавшись…
– Спи, нянечка, поздно. И я сейчас лягу.
Обе женщины ни слова не сказали в последующие дни об Алексее Фёдоровиче. Вера Георгиевна кончила обработку истории болезни Николая. Станишевский просил прислать ему копию как можно скорее…
…Стояли ясные дни второй декады августа. Не за горами и первый осенний заморозок.
Товарищ Шуйских прислал с оказией объёмистый пакет с бумагами и схемами, приложив к нему записку. В ней секретарь райкома, со свойственной ему лаконичностью и ясностью, просил Алексея Фёдоровича ознакомиться, не теряя времени, с содержанием дела, так как завтра будет за ним прислана машина – ехать в райцентр на ответственное совещание по вопросу о развитии электрификации района.
Когда районные работники обсудили своё нужное дело и приняли решение, Алексей Фёдорович отправился в дом главного врача. Радушно встретив гостя, Лидия Николаевна послала за «своей» Верочкой, не предупредив её о посетителе, а потом ушла под предлогом вечернего обхода больницы.
Алексей Фёдорович смотрел на милое лицо, слушал единственный для него голос и сам говорил, всё больше увлекаясь замечательным чувством возможности полной прекрасной искренности с человеком, делавшимся всё ближе и ближе с каждой минутой.
Лидия Николаевна волновалась, но заставила себя не торопиться с возвращением. Войдя в комнату, она сразу поняла, что все нужные слова были уже сказаны. Может быть, немного грубовато, чего они не заметили, старшая заставила «молодёжь» поцеловаться. В первый раз!
А потом? Их поздравляли кто как умел, и они не смущались этими поздравлениями. Товарищ Шуйских потребовал, чтобы нужные записи были сделаны здесь, в райцентре, без промедлений, и произнёс перед новобрачными очень краткую, но очень тёплую речь.
Председатель колхоза, Павел Иванович! Кизеров, знал, что его любимые степи забыты не будут и особенно в гости не звал – сами приедут!
А Агаша про себя жалела, что Николай Сергеевич женат. Вот если бы он был не женат… Но умная и строгая девушка крепко держит своё сердце. Ни жизнь чужую ломать, ни делиться с кем-нибудь своим чувством она не собирается. Свет не клином сошёлся!
…А как дышится на рассвете, а воздух какой! День пришёл. Ну как тут не жить, не любить, думал Алексей Фёдорович, глядя на жену… И она чувствовала то же. Жить – любить – творить!
Глава пятая
В ГОРОДЕ

1
Нет, не о пределе человеческого существования задумался Фёдор Александрович, прочтя известие о смерти Артура Д. Форрингтона, большого учёного, своего ровесника, истинной причине смерти которого было суждено остаться тайной. И не о себе он думал, – не о том, что и он, наверно, не так уж далёк от естественного, неизбежного завершения каждой жизни.
Однажды, по какому-то случайному поводу сказал Фёдор Александрович сыну и нескольким близким друзьям:
– Я хотел бы умереть на работе!
И, как бы подчеркнув поднятым пальцем эту истину, Фёдор Александрович с мыслью о смерти покончил навсегда. Жизнь была до предела полной! И сейчас задумался он совсем о другом – о предстоящей работе.
Раз в полугодие, по порядку, установившемуся уже более шести лет назад, Фёдор Александрович должен был делать краткий доклад о работах в области энергии. Дважды в год его и его сотрудников заслушивали на небольшом совещании. Место совещания чаще всего указывалось в одном из зданий, расположенных за древней кремлёвской стеной. Иногда же совещание созывалось в другом месте, – в высоком здании, расположенном недалеко от исторической крепости в центре столицы, на одной из высоких точек холмистого города. Несмотря на свидания с членами этих совещаний, а изредка и с председателем их в порядке текущей работы, Фёдор Александрович встречал окончание каждого полугодия с особым подъёмом мыслей и чувств. Это понятно тому, кто живёт для идеи и дела.
Академика не ограничивали в составлении зависящего от него раздела списка участников совещаний. Конечно, от полугодия к полугодию состав списка менялся. Старый учёный включал в него три категории: тех, кто должен был докладывать, тех, кто должен был выполнять намеченное по важным заданиям, и, наконец, тех, для которых первое присутствие на полугодичных совещаниях было посвящением в высшую степень «рыцаря энергии», так как побывавший там однажды уходил уже иным, чем входил…
2
В тишине прохладного и в жаркие августовские дни Старого Корпуса Института Энергии о многом думал Фёдор Александрович, занятый составлением своего раздела списка участников совещания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87