» И приказ: «Телеграфиста в тюрьму!»
Такие истории хоть изредка, но вносили какое-то разнообразие в унылую монотонность тюремных разговоров. Обычно заключенные толковали о своих заботах, о судебных процессах, чаще же всего об амнистии. Не проходило ни одного праздника, чтобы об этом не заходила речь. Начинал кто-нибудь один, остальные подхватывали и выдавали догадку за достоверное известие.
В те дни тоже только и разговору было что об амнистии. Двадцатипятилетие независимости – большой праздник! Наверняка будет большая амнистия, говорили все. Кто-то клялся, что он это точно знает, ему сообщил один знакомый, который служит в министерстве юстиции, другой поддакивал, что так оно и есть, ведь и ему то же самое сказал один приятель, который слышал все собственными ушами от самого премьер-министра. Третий клятвенно уверял, что это правда, и пересказывал по пунктам содержание указа, как будто заучил его наизусть. По-видимому, родственники заключенных распространили слух и за стенами тюрьмы, потому что в газете появилось опровержение. «В последние дни, – писала газета, – распространились слухи о якобы подготавливаемой правительством амнистии преступников, отбывающих наказание в тюрьмах королевства. Наша газета обратилась за информацией в компетентные органы и сообщает читателям, что никакой амнистии в ближайшее время не намечается».
Опровержение подействовало на всех, как холодный душ. Разговоры заключенных об амнистии прекратились, воцарилось уныние, все ходили мрачные. В тот день Лёни неожиданно вызвали на свидание.
Он, как и все, был подавлен и не находил себе места от тоски по дому. В соседней камере кто-то меланхолично напевал:

Кипарисы шумят в Намасде,
Здесь, под ними, мы встретились снова.
Ах, к моей горемычной судьбе
Снизойди и скажи мне хоть слово…

– Лёни Штэмбари! Лёни Штэмбари! – послышалось из коридора. Лёни прислушался. – Лёни Штэмбари! – позвал какой-то заключенный, просовывая голову в дверь камеры. – На свидание.
Лёни выскочил в коридор. Кто это может быть?
В соседней камере пели:

Не пропадай ты так надолго,
Ведь без тебя мне свет не мил.

Лёни побежал к выходу. За железной решеткой толпился народ: крестьяне из разных мест, хорошо одетые господа, какая-то женщина в трауре, старуха, держащая за руку двоих детей, суетящиеся надзиратели. Кто-то плакал в голос, пожилая женщина тянулась погладить сквозь прутья решетки молодого парня, женщина-горянка что-то громко рассказывала. Среди заключенных, вызванных на свидание, вертелись и такие, к кому никто не пришел, и они пробрались сюда поглазеть на посетителей.
– Лёни! Лёни!
Он ожидал увидеть отца или кого-нибудь из деревни и как-то не заметил за головами посетителей господина Демира и Шпресу.
Охранник открыл дверь, и Лёни очутился меж двух стальных решеток.
– Как дела, Лёни?
– Все хорошо, господин Демир. А вы как живете?
Покраснев, Лёни протянул руку Шпресе. Она, в светлом платье, казалось такой чистой, а в каком же виде был он – обносившийся, грязный, небритый, обросший.
– Дома у тебя все в порядке, Лёни. Отец здоров. Не смог сейчас приехать – уехал в Дэлыньяс, но скоро тебя навестит.
– Тебе большой привет от Вандё, – сказала Шпреса. – Мы его взяли к себе, ты знаешь? Он в школу ходит. Видел бы ты, как обрадовался Агим!
– Как госпожа Рефия?
– Хорошо, передает тебе привет.
– А зачем отец поехал в Дэлыньяс?
Господин Демир удивился.
– Ты ничего не знаешь?
– Нет. А что случилось?
Учитель горестно покачал головой.
– Беда никогда не ходит одна, так-то, Лёни. Твоего отца выселили из деревни.
– Кто выселил?
– Бей. Ты же знаешь, земля ему принадлежит.
– Но выгонять-то за что? Нет такого права! – закричал Лёни.
– Какое тут право, сынок, оставь, – тихо проговорил учитель. – Ты об отце не беспокойся. Он опять устроился в кирпичную мастерскую, старое ремесло вспомнил, поселился у сестры в Дэлыньясе.
У Лёни потемнело в глазах от ярости, он застонал, сжав зубы.
– Не надо, Лёни, не расстраивайся, – утешал его учитель. – Ничего, все устроится. Мы тебе белье принесли. Отец тебе денег передал. – Он достал из кармана два доллара. – Бери!
Лёни опустил голову. Ему не верилось, что эти деньги от отца. Откуда они у него?
– Нет, господин Демир, деньги я не возьму.
– Бери, не будь ребенком.
– А от мамы тебе вот это. – Шпреса подала Лёни кулек. – Там курабье. Она для тебя испекла.
Лёни был растроган.
– Может, тебе что-нибудь нужно?
– Нет, ничего.
– Не стесняйся, ведь ты нам как сын.
– Нет, господин Демир, мне ничего не нужно.
– А постель ты получил? Мы ее передали через одного знакомого.
– Да получил, господин Демир. Прямо не знаю, как я смогу отблагодарить вас за все, что вы для меня делаете.
– Не говори так, и слушать не хочу.
Охранник выкрикнул:
– Свидание окончено. Все.
Заключенные и посетители стали прощаться.
Господин Демир узнал заключенного, который прощался со старухой в черном, удивленно окликнул его:
– И ты здесь, Хаки! Когда же тебя?
– Да уж месяца три.
– Тебя судили?
– Да, три года дали. Как Скэндер? Письма получаете?
– Давно уже не было.
Лёни стоял, кусая губы. Ведь он даже и не вспомнил о своем товарище.
– Летом Скэндер на каникулы не приезжал? – спросил он Шпресу.
– Нет, Лёни. Написал, что не приедет. Если бы приехал, то пришел бы сюда.
Снова раздался голос охранника:
– Заканчивайте.
– До свидания. Пиши нам.
– До свидания, Лёни, – сказала Шпреса.
– И держись. Будь мужчиной! – тихо проговорил учитель, протягивая руку сквозь прутья решетки.
Лёни, взяв сумку с бельем и кулек от госпожи Рефии, медленно пошел к себе в камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106