– Скот продаете? Да ведь без скотины и земля ваша пропадет, горемыки вы несчастные!
– А что ж делать прикажете? Дети есть просят.
– Неужто продать больше нечего?
– Чего продавать-то?
– Ну, фрукты там, виноград, сыр, мало ли…
– Нету у нас ничего, да если б и было, все равно, кому продавать-то? Надо ехать на базар в Берат, а это шесть часов пути. У нас ведь нет дорог, господин. Меру кукурузы в Берате покупают за двадцать лек, а в Чороводе продают за сорок. У кого есть мул или лошадь, едет в Берат, а большинство платят вдвое.
– И кто продает?
– Да есть богатые крестьяне, у них и мулы и лошади. Только тем и занимаются, что ездят в Берат за зерном.
– А как же те, у кого нет скота?
– Ну, о тех и говорить нечего. По горло в долгах, а платить нечем, ростовщики у них и землю, и дом забирают.
– Землю? У кого-нибудь и землю уже забрали?
– Не у одного.
– И что ж они делают без земли?
– Что делают? Собирают пожитки да спускаются вниз, в город. Кто ушел в Берат, кто – в Дуррес или в Фиери, а которые даже в Тирану подались. Думают, работу какую найдут, только нет ее, работы-то.
– Чем же они тогда живут?
– Откуда я знаю? Побираются.
Когда горец отошел, адвокат грустно покачал головой:
– Нет, это просто невыносимо. Вы только подумайте! Горец, наш храбрый, гордый, великодушный горец, настоящий богатырь, а до чего его довели – превратили в нищего! Ужасно!
– Да, в горах теперь не то, что прежде, – сказал Хайдар. – Бедность, куда ни кинь.
– Зогу и его клика должны ответить и за это!
– Перед кем ответить?
– Перед историей.
– История забывала людей повыше, чем Зогу и его компания, – сказал Хаки. – Нашим внукам некогда будет разбираться, что творил какой-то Ахмет Зогу со своими шавками.
– Да покарает их аллах… – проговорил Хайдар.
– От истории да от аллаха ждать нечего. Если мы сами с ними не рассчитаемся, никто за нас этого не сделает.
– Опять ты на политику все повернул, Хаки, – рассмеялся Хайдар. – О чем бы ни говорили, ты все равно на нее свернешь.
– У кого что болит, джа Хайдар.
– Да бросьте вы эту политику, сами себя губите.
– Ты прав, джа Хайдар. Кто нынче занимается политикой, непременно в грязи перемажется, – сказал адвокат. – Знаешь, Хаки, наша политическая арена как футбольное поле после дождя. Играть на нем – значит непременно запачкаться. Если даже и не упадешь, все равно руки-ноги в грязи будут. Единственная разница – политики не руки да ноги марают, а свою биографию.
– Уж не жалеешь ли ты, что занялся политикой, а, господин адвокат? – с иронией спросил Хаки.
– Занялся, а что получил? Сижу уже третий год, а когда выйду отсюда, сам не знаю. Да и выйду, все равно нелегко будет. Ну а ты что имеешь от этой политики? Тоже тут со мной сидишь. Нет, Хаки, лучше подальше от политики. Может быть, завтра солнце пригреет, туча разойдутся, тогда и политика будет не такая грязная.
– Завтра! Да как ты не поймешь, что у нас это завтра наступит не через двадцать четыре часа, а через двадцать четыре года, а может, и совсем не наступит, – горячился Хаки. – Нет, Халим. Не заниматься политикой – значит позволить Зогу и его своре творить все, что им вздумается. А по-моему, нам следует еще больше заниматься политикой, и не только нам – всем!
– И крестьянам тоже? – вмешался Хайдар.
– Всем.
– Нет, политика не для нас. Нам есть нечего, куда уж тут до политики.
– Потому и надо заниматься политикой, что есть нечего.
– Как будто она накормит! – усмехнулся адвокат.
– Накормит! Если когда-нибудь крестьянин перестанет голодать, так только благодаря политике! Судите сами. Почему у крестьянина нет хлеба? Потому что нет земли. А почему у него нет земли? Потому что земля у беев. Как отобрать землю у беев? Сами они ее не отдадут. Значит, только силой. Но беи сильнее, у них власть, у них Ахмет Зогу. Значит, сначала надо свергнуть Ахмета Зогу. А чтобы свергнуть Ахмета Зогу, крестьяне должны действовать заодно. А что их объединит? Политика…
Хаки с адвокатом спорили таким образом почти ежедневно, иногда дело доходило чуть ли не до ссоры. Адвокат укоризненно говорил Хаки:
– Вы, коммунисты, слишком уж все упрощаете. А политика, Хаки, – дело очень сложное.
– Вовсе нет, – отвечал Хаки. – Ее только выставляют сложной, запутанной, чтобы отпугнуть простых и необразованных людей. А она вовсе не такая и сложная…
– Знаю, знаю, ты нам объяснял: с одной стороны, рабочие и крестьяне, а с другой – буржуазия и беи, так?
– Вот именно!
Но сколько они ни спорили, сколько ни сердились друг на друга, Лёни заметил, что они постоянно сходятся опять. Сам он во всем был согласен с Хаки, но, случалось, не понимал, о чем идет речь, а потому не мог и определить, ошибается адвокат и на этот раз или нет, потому что Хаки и Хамди внимательно его слушали, кивая в знак согласия.
Однажды, подойдя к ним, он услыхал, как адвокат сердито говорит:
– Да это же верх подлости! Вы только посмотрите, как прямо у нас на глазах фальсифицируют историю! Заставляют всех от мала до велика восхвалять Ахмета Зогу и его патриотизм! Подумать только, у них даже Фейзи-бей Ализоти, Джафер-бей Юпи и остальные беи стали патриотами! А ведь при султане, когда эти негодяи были всесильны, они не только стыдились своего албанского происхождения, но и пускали в ход все средства, чтобы уничтожить само понятие албанской нации. Они преследовали албанцев!
– Ну чего ты горячишься, Халим? – смеясь, прервал его Хаки. – Вот будет твоя власть, напишешь историю, как тебе захочется.
– Я не понимаю только одного – ведь есть такие, которые действительно боролись во имя Албании, были патриотами, как же они-то поддерживают этих подлецов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106