того или иного. Если я прав – ты попал в очень скверную историю, и выпутаться из нее будет невероятно сложно. Если же нет… – Японец улыбнулся. – На нет и суда нет, как гласит русская пословица. Но я еще раз прошу тебя быть осторожней во всех делах, особенно на тренировках, в театре, транспорте. Остерегайся случайных знакомств и конфликтов, не затрагивающих тебя лично. О'кей?
Никита с интересом разглядывал лицо друга, ставшее вдруг твердым, напряженным и чужим.
– Психоразведка, говоришь? – Такэда не улыбнулся в ответ.
– Психоразведка.
– «Печать зла»?
– Или «След зла», как угодно. Не ухмыляйся, это очень серьезно, очень, вплоть до летального исхода. Потерпи маленько, я тебе все объясню… если вынудят обстоятельства. В настоящий момент чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Но помни: тогда в парке убили двоих. Двоих, понимаешь? Вспышки и грохот помнишь? Это убивали первого, еще до того старика. Один человек – весть, как утверждал классик Урсула ле Гуин.

, два – уже вторжение. Не дай бог попасть тебе в круг устойчивого интереса… скажем, неких темных сил. Хотя первый шаг, увы, ими уже сделан. – Такэда кивнул на руку Никиты с темнеющей звездой «ожога». – До завтра, Кит. Я бы тебе все-таки посоветовал заняться борьбой, кунгфу там или айкидо, в дальнейшем это может здорово пригодиться.
Хлопок ладони по ладони, и Такэда ушел. Но не успел Сухов углубиться в анализ их разговора, как в прихожей прозвенел звонок. Наверное, забыл что-то, подумал танцор, считая, что вернулся Такэда. Но это была Ксения.
Изумление Никиты было таким искренним, а радость – такой очевидной, что гостья засмеялась.
– Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла. – Тут Ксения заметила бинт, следы драки на лице танцора и перестала смеяться. – Что с тобой?! Попал в аварию?
– Свалился со стула, – пошутил Никита, отбирая у девушки сумку. – Проходите, Ксения Константиновна. Мы тут с Толей только что плюшками баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
Художница, в сарафане, подчеркивающем фигуру, и плетеных туфлях-сандалиях, впорхнула в гостиную, тревожно оглядываясь на идущего следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме Тилоттама – одна из апсар, полубожественных женских существ, живущих преимущественно на небе.

. Она была так прекрасна, что, когда впервые появилась перед богами, Шива сделался четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз. Ксения выглядела столь же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало сбой: он еще не верил, что такая красота не принадлежала никому, и от мысли, что кто-то имеет на нее больше прав, настроение упало. Оно упало еще больше, когда по ассоциации с Индрой вспомнились глаза на теле несчастного старика, убитого «десантником» в парке. «Вестник»… Что за весть он нес? И кому? Уж не этот ли знак в виде звезды?!
Сухов невольно обхватил левой рукой запястье правой. Ксения поняла этот жест по-своему:
– Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у меня задатки экстрасенса. Он не рассказывал? – Девушка усадила хозяина на диван и стала разглядывать звезду на руке, изогнув бровь в недоумении; веселость ее как рукой сняло. – На синяк не похоже… ожог? Но почему такой идеальной формы? Звезда… символ вечности и совершенства. Странно!
Никита отдернул руку и понес молоко на кухню, крикнув:
– Сейчас приготовлю кофе, посиди минутку. Вина выпьешь? У меня есть «Киндзмараули» и миндаль.
– Не сегодня, Ник. Не обижайся, ладно? Я на минутку забежала, к бабушке еще надо зайти.
– Я провожу, – заверил Никита, а в ушах снова и снова звучали слова Толи: «Один человек – весть, два – уже вторжение». Кто же был тот второй, убитый в парке первым? И почему Такэда придает этому такое значение? А главное, почему связывает те события с ним, акробатом и танцором, ни сном ни духом не помышляющим о каком-то там пути?..
Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения уже успокоилась, хотя иногда на ее чело набегало облачко задумчивости. Она рассказала Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа – двойки, и у нее их осталось целых три.
– Он говорит, что это знак высоких экстрасенсорных способностей и биоэнергетики, – смеясь, сказала художница. – И знаешь, я ему верю, ведь его числа – три восьмерки – видны самым натуральным образом.
– У меня тоже видны. – Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре маленькие родинки, похожие на цифру семь. – Как видишь, и я в свою очередь меченый, так что… – Сухов споткнулся, заметив, как побледнела Ксения. – Ты что?!
Девушка закусила губу, попыталась улыбнуться.
– Не обращай внимания. Но этот знак…
– Знак ангела, если верить Оямовичу.
– Странно…
– Что странно? Не хватало, чтобы и ты тоже изъяснялась загадками. Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Ты, кстати, обещала рисовать мой портрет.
Девушка продолжала смотреть на него с сомнением, будто что-то решая про себя, но так ничего и не решила.
– Завтра приходи в студию, если свободен. – Она встала. – Чао, меченый, береги себя.
– Я провожу.
– Куда ты с такой головой?
В словах гостьи таился какой-то иной смысл; и Никита, уловив его, прищурился.
– Вот тут ты права, голова – мое слабое место, к тому же чуть-чуть бо-бо. И все же я тебя провожу.
Ксения уехала на троллейбусе, отказавшись ехать на такси. Никита медленно побрел домой, размышляя над ее странным поведением, словами, жестами, испугом, имеющим какой-то конкретный смысл, но неясный пока для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20