23

В день, когда Гурька выписался из госпиталя, выпал первый снег. Он покрыл землю, крыши домов и башен кремля, отчего вода в Святом озере казалась черной.
Ветер крутил на шпилях башен флажки – флюгера, сделанные из покрашенного железа.
Гурька остановился у ворот в кремль. Он увидел необычайную картину: перед рослым, недавнего призыва матросом, выставившим вперед штык винтовки, стоял Петушок. Распахнув шинель и выставив тельняшку, он лез грудью прямо на штык часового и кричал:
– На! Коли!… Коли!… Ну, чего ты не колешь?!
Часовой растерялся от такого напора юнги.
Он отклонил штык в сторону, боясь, очевидно, чтобы в самом деле не уколоть мальчишку, и, стараясь загородить прикладом дорогу Петушку, уговаривал его:
– Ну чего ты лезешь? Раз нет увольнительной, значит, нельзя. Поди и возьми увольнительную, тогда пройдешь. Не приказано же без увольнительных или пропусков пущать из кремля…
– Ах, увольнительную?! А без увольнительной не пустишь? Ах ты…
Петушок хотел снова ринуться на часового, схватился за грудь, но увидел Захарова, запахнул полу шинели и крикнул:
– Гурька! Здорово! Давай, давай, проходи!
Пропусти человека. Он только из госпиталя выписался.
Часовой на этот раз не стал сопротивляться и пропустил Гурьку в кремль.
Внутри кремля, вдоль крепостных стен, стоят двухэтажные серые здания с небольшими окнами, выходящими внутрь двора. Когда-то в них помещались монашеские кельи, трапезные, кладовые, производственные мастерские и цехи, в которых изготовлялись самые разнообразные изделия: иконы, канаты, деревянная посуда, предметы церковной утвари, полотна и квас. Центр кремля занимают здания огромных соборов, строгих и величественных. Кресты и разные украшения с них сняты, и высокие, почти гладкие стены соборов от этого кажутся еще более суровыми.
– Ты чего с часовым сцепился? – спросил Гурька Петушка.
– Хотел на озеро посмотреть. Оно же рядом, у самых ворот. А он не пускает, подавай, видишь ли, ему пропуск или увольнительную. Какая же тут увольнительная, если до озера три шага?
– Значит, из кремля без увольнительной не выпускают?
– Сам видел. Тоже порядок. В Савватьеве, там куда хочешь иди. Никто не задержит. А здесь…
– Матрос имел право ударить тебя прикладом или пырнуть штыком, чтобы не лез.
– Мало ли что. Мог, да побоялся.
– Просто связываться не захотел.
– Попробовал бы… Самому же потом и влетело бы за меня. А он струсил. Знаю я таких салаг.
Он еще… – Петушок подставил кисти рук к голове и задвигал ими, как ушами.
Они прошли через двор кремля и обогнули двухэтажное здание. Слева в углу стоял глухой забор с калиткой.
– Гауптвахта, – сказал Петушок.
– Тебе, я вижу, хочется туда.
– Не зарекайся и ты. Кто на гауптвахте не бывал, тот и службы не видал.
– Откуда ты это узнал?
Петушок не ответил. Маленький, рыжий, он шагал независимо, глубоко засунув руки в косые карманы непомерно широкой шинели.
– С Лизуновым вместе живешь? – спросил Гурька.
– Вся смена живет в одном кубрике.
– В кубрике?
– По-морскому это. А так – в комнате. Командиром смены знаешь кто теперь у нас? Боцман Язьков. У него все по-морскому. Скомандует: «По строиться на средней палубе!» Это значит, в кубрике же, в проходе между койками. Я вышел из гос питаля, услыхал такую команду и растерялся. Где же, думаю, тут средняя палуба, а где верхняя или нижняя? Оказывается, только одна средняя есть, а ни нижней, ни верхней нету.
– А Цыбенко где?
– Его в Савватьеве оставили.
– Не слыхал, кто теперь в нашей землянке живет?
– Никто в ней не живет. В землянке теперь
библиотека.
Они поднялись на второй этаж и, открыв дверь, вошли в большую комнату, в которой двумя рядами стояли койки с широким проходом между ними-«средней палубой».
У дверей, возле тумбочки, сидел дневальный Ваня Таранин и читал книгу.
Первым к Гурьке подошел Николай.
– Здорово, болящий! Выписался?
– Здравствуй! Где моя койка?!
– Койка твоя тебя ждет. Вещи твои в сохранности. Командир смены их в баталерку запер.
Гурька разделся, снял бушлат.
В кубрике было тепло и чисто. От большой монашеской печки, возле которой была прибита вешалка, несло теплом.

24

Боцман Язьков теперь командовал второй сменой и вел с юнгами морскую практику: учил обращаться со свайкой Свайка – инструмент для такелажных работ.

и мушкелем Мушкель – деревянный молоток для такелажных работ.

, накладывать на тросы бензеля Бензель – способ перевязки двух тросов тонким тросом.

и марки Марка – способ заделывания концов троса и закрепления нераспущенной части троса.

.
Гурька все больше убеждался, как много надо знать и запомнить, чтобы потом хорошо нести службу на флоте.
Новое отрицало старое, привычное для гражданской жизни.
Ведь вот простая вещь – веревка. Всем понятное слово. А в морском деле, оказывается, никаких веревок и оборок нет, а есть тросы и лини. Тросы по материалу, из которого они сделаны, разделяются на пеньковые, манильские, сизальские, проволочные, комбинированные и тряпичные. А лини в зависимости от своего назначения разделяются на стеклини, лаглини, лотлини, слаблини, сорлини, юзени и т. д.
Конечно, запомнить все это было нелегко. Но интерес к предмету и хорошая память помогали ему быстро усваивать все, что товарищи успели пройти, пока он лежал в госпитале.
Особенно Гурьке нравилось вязать морские узлы. Сколько раз он мучился дома, когда, помогая матери или отцу, старался что-нибудь привязать! Ни отец, ни он, ни тем более мать не знали всех тех остроумных, интересных способов вязания узлов, какие применяются на флоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30