За службу им давали не только денежное и хлебное жалованье, но и участки для дома и двора. В свободное от службы время стрельцы занимались тем же, чем и рядовые горожане – ремесленничали, приторговывали, огородничали.
Но служба царева была нелегкой. Стрелецкие полки на своих плечах выносили главную тяжесть войны. И в мирное время охраняли порядок, несли караул, стояли на границах.
Не было, пожалуй, такого дальнего укрепления, где не находился бы большой или малый гарнизон стрельцов…
Бердыш из-за его красивой формы стал не только боевым, но и парадным оружием.
Принимали ли иноземных послов – на всем пути их во дворец выстраивали стрельцов. Стрельцы красовались в ярких кафтанах и шапках – красных, желтых, лазоревых (у каждого полка был свой цвет), картинно опираясь на бердыши. По улицам города время от времени проходили стрелецкие караулы, мерно позванивая колечками, которые для этого специально вставлялись в отверстия, просверленные по нижнему краю бердышей сначала только для облегчения веса. Сама плоскость топора зачастую бывала покрыта затейливым узором – листьями, травами, изображениями чудовищ – «химер».
Были бердыши и с надписями.
В Историческом музее хранится один бердыш, на обухе которого вырезана надпись: «СОЛОВКИ». Трудно сказать, означает ли это, что бердыш сделан в Соловецком монастыре или что он принадлежит гарнизону этой первоклассной крепости, мощные стены и башни которой охраняли северный рубеж Русской земли.
Возможно и то и другое.
Но особенно интересная надпись есть на одном бердыше, хранящемся в музее города Шадринска. На плоскости топора выгравировано:

ЗРИ
СМОТРИ
РУБИ
И НЕ ПРОСПИ.

Почти что стихи.
Хорошее пожелание! И, видно, как раз к месту!

В XVI веке Шадринск еще не был городом. Это была слобода и крепость на далекой окраине – на реке Исети в Зауралье. Совсем близко начиналась Сибирь с ее беспокойным, частью монголо-татарским, частью покоренным ханами населением. Освоение сибирских земель шло после первых успехов Ермака не очень быстро и не очень гладко. Кругом плодородные земли, заливные луга, в лесах зверья видимо-невидимо! Но пользоваться всем этим богатством, обрабатывать эту целину можно было лишь под постоянной надежной охраной. Жизнь в слободе, окруженной не слишком-то дружественным населением, совсем не была беззаботной. Тут действительно надо было все время смотреть, иногда приходилось и рубить, и спасаться в крепостце, и особенно опасно было проспать.
Не так ли бывало зачастую и на других окраинах Русского государства в самые разные времена? Вспомните песню, написанную А. С. Пушкиным лет на двести с лишним позднее:

…………………………………
В реке бежит гремучий вал;
В горах безмолвие ночное;
Казак усталый задремал,
Склонясь на копие стальное.
Не спи, казак: во тьме ночной
Чеченец ходит за рекой.

Видите, призыв тот же самый, хотя и обращен к казаку, вооруженному пикой, а не к стрельцу, вооруженному бердышом.
Что нам известно о судьбе шадринского бердыша?
Почти ничего. Мы только можем предполагать, что вряд ли он был изготовлен здесь, в Шадриной слободе, да и вообще на Урале. Стрелецкое оружие делали тогда, главным образом, в крупных городах центральных русских областей: в Москве, в Великом Новгороде, в Туле и других. Но бывало и так, что заказ на какое-нибудь определенное оружие давали одному из крупных монастырей, во владениях которого были мастера-оружейники. В этих случаях из Москвы посылали образцы и строгий наказ точно их придерживаться. Так, в один крупный вологодский монастырь писали: «…а велено топорки и бердыши делать с образцов ни больше, ни меньше, весом бы были таковые же, а делать в железе и в укладе (так называли тогда сталь) добром, а те топорки насадить на доброе топорище мерою два аршина, а бердыши насадить на дерево ж, как ведется, и на концах тупых у бердышей сделать маленькие копейца, чтоб можно в землю воткнуть».
Уже из этих строк видно, что в качестве образца в монастырь прислали не целые бердыши, а только сам полулунный топор без древка и втока. А что требовали точного соблюдения веса бердыша, так всякому, кто бывал в походе, понятно почему: лишний вес всегда бойцу вредит.
Так или иначе, но наш бердыш, судя по надписи, ковали уже с расчетом послать в какой-то гарнизон, где нужно и смотреть, и рубить, и, конечно же, не проспать.
И вот он очутился на далеком Урале, где честно нес свою службу, может быть, лет двести, когда и стрельцов-то уже давно не стало. Ведь еще во времена Гоголя на вооружении полицейских-будочников были алебарды, а мы уж говорили, что бердыш и алебарда до того были схожи, что в девятнадцатом-то веке их особенно не различали. Нет ничего невозможного в том, что кому-нибудь из стражей порядка достался старинный бердыш с выгравированным на нем призывом смотреть и не проспать.

ПУШКА «ЦАРЬ»


Одна из улиц в центре Москвы называется Пушечной.
Круто спускается она вниз от Лубянской площади к Неглинному проезду.
Если бы мы могли с помощью какой-либо «машины времени» перенестись без малого на пятьсот лет назад, то увидели бы здесь разбросанные на крутом берегу реки Неглинной, медленно несущей свои воды к Кремлю, небольшие домики. По берегу вниз идет улица, поворачивающая к деревянному мосту через речку.
В наступающих ранних осенних сумерках нас поразили бы необычные для старой Москвы яркие вспышки огня то в том, то в другом дворе. Из дворов доносится тот особенный – то мелодичный, то глуховатый – мерный звон, который издают наковальня и раскаленное докрасна железо, когда по нему ударяют молотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71