Хьялти быстро взглянул на него, прежде чем ответить:
– Король хочет, чтобы мы с Бьёрном Толстым отправились на Восток – переговорить со шведским королем по поводу приграничных земель и примириться с ним. Бонды в тех краях порядком устали от раздоров и неизвестности, так и не разобравшись, кому же они должны платить налоги.
– Представляю себе, что Олав сын Харальда хотел бы получать налоги самолично, – сухо произнес Карлсефни, и прибавил: – Хьялти, ты слывешь честным и достойным человеком. Надеюсь, что в переговорах о налогах и торговле ты будешь на стороне исландцев.
Хьялти слегка усмехнулся.
– Король Олав рассказал мне, что ты предложил ему освободить от пошлин всех исландцев, которые проплывают через Норвегию. Но король считает, что они не лучшие мореплаватели…
– Спроси сам у Гудрид, как они с Торбьёрном плыли в Гренландию, – неожиданно резко произнес Карлсефни, так что Гудрид подняла голову от шитья.
– Мне это не надобно, – сказал Хьялти. – Когда я был в Нидаросе, я слышал об этом довольно рассказов. А однажды на рынке человек из Дублина поведал мне, что один старый исландец только что получил возможность вернуться на корабле к себе домой, после того как он с двумя другими людьми два лета назад сел на мель на своем маленьком суденышке в Ирландии.
Гудрид взглянула на Карлсефни. Тот медленно проговорил:
– Что же это за история?
– Старика того звали Торхалл сын Гамли, и он был на корабле в дальнем плавании вместе с неким Бьярни сыном Гримольва. Они возвращались домой, в Гренландию, после неудачной попытки поселиться в Виноградной Стране: с ними плавал тогда человек по имени Карлсефни. Корабль Бьярни был изъеден морскими червями в Ирландском море… Но лодка еще оставалась цела, и лишь половина команды смогла разместиться в ней. Оказались в лодке и две женщины: но и они, и многие другие умерли от голода и холода. А Бьярни остался на борту своего корабля с десятком человек.
Шитье выпало из рук Гудрид, и она перекрестилась, а мужчины сидели, опустив головы. Наконец Карлсефни сказал:
– Мы так и думали, что корабль Бьярни не сможет пробыть в море столько недель, несмотря на то, что мы починили его тогда в Виноградной Стране. Мысли о его участи тяготили меня с тех пор, как мы разминулись в Гренландии. Бьярни был славным мореплавателем и достойным мужем. Да и Торхалл тоже… Хорошо, что он теперь мирно и спокойно заживет себе у сына в Исландии.
Хьялти изумленно поднял брови и погладил себя по окладистой пышной бороде.
– Мирно и спокойно? Да кто же может мечтать о мирной жизни, когда появляется Греттир Могучий? Разве ты не знаешь, что он теперь снова в Исландии?
– А, да, его сводный брат говорил нам об этом, когда мы гостили у него в Тунсберге прошлым летом, – коротко ответил Карлсефни. – И что же, Греттира встретили дома как подобает?
– Об этом мне ничего неизвестно. Но тот, кто теперь убьет Греттира, получит щедрое вознаграждение.
– Кто же тогда друзья Греттира в Исландии? – спросила Гудрид.
– За исключением ближайших родственников? Конечно же, Снорри Годи: он, пожалуй, не откажется приютить у себя объявленного вне закона.
– Снорри Годи был верным другом моего отца, – сказала Гудрид.
– Он теперь также свекр твоей сестры Ингвилль, – продолжал Хьялти. – Для тебя это новость?
Воспоминания об Ингвилль, Мысе Снежной Горы и Снефрид охватили Гудрид. Словно в тумане, она слышала голос Хьялти:
– Разумеется, это была настоящая христианская свадьба, без всяких кровавых жертвоприношений, и на ней были два священника.
– В этом нет ничего удивительного, – говорил Карлсефни. – Эти люди умеют вести себя как подобает.
На мгновение Хьялти умолк, а затем проворно поднялся.
– Карлсефни, у меня есть одно послание, которое я просил бы тебя взять с собой в Исландию. Когда ты думаешь ехать туда?
– Я собирался отпраздновать Иванов день в Тунсберге: хочу, чтобы Гудрид и Снорри полюбовались кострами на берегу Фольден-фьорда. А вообще-то мне хочется добраться до дома как можно скорее. Очевидно, на альтинг я уже не успею, но я позабочусь о том, чтобы твои послания достигли цели.
Накануне ночи середины лета Гудрид сидела вместе с другими гостями на праздничном пиру и лакомилась мидиями, наблюдая, как пламя огромных костров отражается в водах Фольден-фьорда. Костры пылали повсюду – и вдоль берега, и на холмах и шхерах. И горели они в честь солнца, которое уже окрасило кровавым закатом северное небо. Гудрид пыталась собраться с мыслями и вспомнить о трех последних неделях в Лунде и о прощальном пире в честь Карлсефни. Но теперь, когда она уже находилась в пути, она вновь потеряла счет времени.
Она была несказанно рада, когда они добрались до Нидароса. И пока Карлсефни хлопотал на корабле, Гудрид и Снорри побродили по площади. Она крепко держала сына за руку, отвечая на его вопросы. Нет, тот странный мальчик, который сидит на привязи и пускает пузыри, – не продается… Кто-то, наверное, сглазил несчастного младенца при рождении, так что тот потерял разум, А теперь за ним и присмотреть некому. Да, вот эти котята в корзине выставлены на продажу, но в их доме в Скага-фьорде кошек и так хватает.
Гудрид почувствовала облегчение, когда они взошли на дорогу, ведущую вдоль берега реки Нид, на котором стояло много домов. Прямо перед ними лежала новая церковь, которую воздвиг конунг Олав в честь святого Климента. Вдохновленная, Гудрид взошла по деревянной лестнице к церковному порогу. За дверью было тихо, и она скользнула внутрь, крепко держа за руку Снорри.
Церковь была слабо освещена двумя большими восковыми свечами у алтаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131